— Я ни в чём тебя не обвиняю, спокойно и зло улыбается Саша. — Меня злит то, что какое-то там фото перечёркивает всё то, что между нами было. Несуществующее фото, прошу заметить.

— Хочешь сказать, что я вру?!

— Хочу сказать, что не понимаю твоей истерики сейчас. Ты пробовала представить, как это выглядит с моей стороны? Возвращаешься домой, ведёшь себя странно, обвиняешь меня в измене, но не можешь этого доказать. Если ты устала от меня, нашего брака, который невероятно усложняет тебе жизнь, то я могу только извиниться и предложить тебе разойтись. Тихо и мирно, чтобы никто не выносил второму мозг.

Я ушам своим не верю. Это точно Саша? Я будто с другим человеком говорю. Чужим. Не тем ласковым и понимающим мужчиной, который вскружил мне голову и превратил жизнь в сказку. И который теперь вот так просто предлагает захлопнуть эту книгу и выбросить в окно.

Мне страшно. Чувствую леденящий холод, который, будто тяжёлая змея наподобие питона, обвивает шею и лежит на плечах тугими кольцами, готовая в любой момент сжаться и задушить меня.

Пальцы подрагивают, а щёки, наоборот, обжигает огнём. Кожу бьёт мелкой дрожью от страха или злости — я не знаю. Саша, как назло, совершенно спокоен и невозмутим, будто мы обсуждаем не наше будущее, а какую-нибудь ерунду типа покупку нового блендера или обсуждаем, на какой фильм пойти в кино на выходные.

Я не знаю, что мне делать, как себя вести.

От сложного разговора отвлекает звон духовки. Саша встаёт и небрежно бросает:

— Накрывай на стол, обедать будем. Опять только кофе пила, так?

Я вздрагиваю. Он будто вернулся в своё прежнее состояние заботливого мужа. Это кошмар какой-то. Эмоциональные качели.

— Я не голодна, — бесцветным голосом проговариваю я, вскакиваю и убегаю в комнату.

Слёзы душат и мешают сделать вдох. Я забегаю по лестнице почти на ощупь, в глазах расплывается. Несусь в комнату, захлопываю дверь и, прижавшись к ней спиной, сползаю на пол. Рычу сквозь сомкнутые зубы, вцепляюсь в свои волосы, кричу, выплёскивая боль.

Развестись. Он так просто бросается такими словами, будто наш брак, необычные свидания, множество милых приятностей, часы разговоров ничего не значат. Совершенно ничего. Будто вся моя жизнь — ошибка.

Плачу. Громко, в голос, в какой-то слепой надежде на то, что Саша поднимется, утешит, обнимет и скажет, что был не прав, но ничего не происходит. Я устаю сидеть, заваливаюсь на бок, плачу уже так, свернувшись на полу в калачик.

Жалко себя, обидно и горько. Чем я заслужила это безразличие? Он одним этим вспарывает все нервы, будоражит старые раны, которые тут же начинают кровоточить.

У меня непростое прошлое. Кроме Лерки есть ещё младшая Вика, которая родилась чуть меньше, чем через год после меня. Детство помню плохо, но хорошего в нём мало. Я попала в яму между двух успешных сестёр. Не успевала за победами Леры, в то же время незначительные достижения Вики родители встречали куда бодрее я ярче, чем мои.

Почему-то вспоминается, как в школе я долго-долго выбивала себе роль в школьном спектакле на день матери, старалась, репетировала, в конце концов взяла её, работала ещё больше, чтобы она, наконец, заметила меня, но примерно в то же время Лерка выиграла какую-то олимпиаду, и всё внимание досталось ей, потому как «олимпиада» — это будущее, а театр — баловство.

Конечно, к Саше вся эта история не относится, но ощущение очень и очень похожи. Когда ты остаёшься со своими проблемами один на один и не получаешь поддержки от того, от кого рассчитывал её получить.

Похоже, я так и уснула на полу, а когда проснулась, то уже лежала на кровати, укрытая пледом. В комнате темно, окно приоткрыто на проветривание, слышно стук дождя. Шлёпаю по выключателю, и свисающий с потолка светильник подсвечивает прикроватную тумбочку. Мой телефон лежит на ней. Зажигаю экран и вижу сообщение, даже несколько. Вздрагиваю сперва, но потом вижу, что они от Саши: