— Нет, Юль. Нет, пожалуйста! Только не сейчас! На мне сейчас даже лица человеческого нет. Я выгляжу как стройматериал.
— Тем более! Самое время — ты не будешь тупить и сомневаться. Мы не станем сейчас подбирать гардероб, это в другой раз. Сейчас — для акцента. Одну вещь. Понимаешь? Такую, которая не для того, чтобы "подо все подходила", а чтобы напоминала тебе, что ты красивая, эффектная и яркая женщина!
— А я такая? — с сомнением спрашиваю у нее я.
— Именно! Просто ты об этом забыла.
Мы заходим. Я краем глаза вижу продавщицу, та тут же бросает взгляд на мои строительные пакеты, потом на мои ботинки, потом на Юльку, которая уверенно идет вдоль стеллажей.
Я смущенно улыбаюсь и отвожу глаза, стараясь стать невидимкой.
— Смотри, — говорит Юля. — Вот это.
И показывает… сумку. Небольшую, ярко-красную. Такая, как в рекламе духов — броская, смелая, с характером. А еще… она такая вся… ну… дерзкая что ли.
Она надо мной прикалывается?
— Юль, ну ты что, я с такими не хожу…
— Вот именно. А теперь будешь. Носи и вспоминай: ты теперь другая. Не хозяйка гардеробной, которую контролирует Игорь. А свободная женщина. Пусть мелочь, но твоя.
— Да в нее же ничего не поместится!
— Ну, это смотря что ты туда собралась класть. Рулон обоев и шпаклевка точно не поместятся, а вот губная помада и флакон духов — вполне!
Я с сомнением беру в руки сумку. Ну вообще, красивая.
Провожу пальцем по шву, чувствую как подушечки пальцев скользят по мягкой коже. Оттенок — как у той помады, которую я никогда не решалась купить. Сердце стучит как перед экзаменом.
— Ну?.. — подталкивает Юля. — Пошли на кассу?
Я колеблюсь мгновение.
Моя прежняя Настя в ужасе. Она кричит "Куда тебе? Такое не для тебя! Оставь это тем, кто может себе такое позволить. Тем ярким и смелым женщинам, которые не смущаются от прикованных к ним взглядов".
И я уже тянусь было поставить ее на полку, но не ставлю. Потомоу что другая Настя — новенькая, еще неуклюжая — молчит. Просто держит сумку. И не отдает.
— Акцентная стена, Настя, помнишь?
Я киваю. Она права.
Поворачиваюсь и с по-прежнему зажатой в руке сумкой, иду к кассе.
Девушка за кассой улыбается, а я краснею, как будто меня поймали с чем-то запретным.
Чувствую себя как первоклашка, прогулявшая школу.
Мы выходим из магазина. Сумка в пакете, но я ее уже держу крепче, чем надо. Как будто боюсь, что кто-то передумает и заберет.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спрашивает Юля, когда мы загружаем в багажник строительные пакеты.
— Как будто я украла чужую жизнь, — отвечаю я. — Но… приятно.
Юлька хмыкает.
— Это ты не украла жизнь. Это ты свою взяла обратно.
А ведь и правда — я раньше даже сумку без его одобрения не брала.
Я перевожу взгляд на свое новое приобретение. Такая яркая.
— Слушай, а это не перебор? Вдруг это слишком для меня? — с сомнением спрашиваю я подругу.
— Слишком — это когда ты в ней картошку носить начнешь, — фыркает она.
Мы обнимаемся у машины. Она уезжает, а я еще минуту стою во дворе, прижимая к груди новый трофей.
В голове — каша, в сердце — странный восторг.
Я захожу в подъезд, лифт гудит, а я думаю — хоть бы дома чаю попить спокойно. Выхожу и тут же замираю.
На лестничной площадке она.
Вся как обычно при параде.
Плащ, прическа, сумочка (дороже, чем моя, разумеется).
В руках пакет, небось с пирожками, как всегда, чтобы я потом благодарила до посинения.
Свекровь. Нина Андреевна собственной персоной.
Она оглядывает меня с ног до головы таким взглядом, что у меня мурашки по спине начинают бегать.
Смотрит на ботинки, на строительный пакет в одной руке, и… на ту самую сумочку в другой. Задерживает на ней взгляд чуть дольше, чем нужно.