Больше не в силах сдерживать свою истерику от нашего расставания, я молча разворачиваюсь по направлению к выходу из двора некогда нашего дома.

— Прости за все, Жень, — прилетает мне в спину слова без пяти минут бывшего мужа.

Останавливаюсь и напрягаюсь, но не в силах повернуться и сказать ответ. Просто продолжаю свой путь.

Могу ли простить? Я еще сама не знаю. За два года терпения отношения Андрея ко мне, бесследно не проходят, мне сложно ответить на этот вопрос, когда в груди все еще кровоточит, и когда это пройдет, я сама не знаю.

Не сказав ни слова, просто ухожу, из нашего дома, из его жизни.

***

Прошло две недели.

Переезд в другую страну хоть немного, но дал мне облегчения. Развод с Андреем не проходит безболезненно, постоянно трясет и выкручивает без него, вспоминая образ мужа. Стараюсь в такие моменты вспоминать его и Ларису вместе, в той самой квартире, чтобы отрезвить и опустить на землю, разбивая в клочья.

Наш развод в самом разгаре, и я запрещаю себе интересоваться об Андрее, как именно он там живет и с кем. Это будет для меня катастрофически, узнав, что он счастлив с Ларисой. Постепенно, с чувством и расстановкой двигаюсь по направлению “забыть”. Как бы ни было тяжело, но я должна смириться и закрыть ту дверь, а ключ выкинуть в неизвестность, чтобы не было возможности отыскать и открыть снова, потому что мне дышать тяжело и больно без него.

Мои родители были в ярости, от нас с Андреем, ведь мы поставили под угрозу важный контракт, заключенный между нашими отцами. Мне искренне плевать на это, и никак не вызывает угрызений совести.

В мюнхенской галерее меня встретили с уважением и теплом, и за эти две недели я влилась в рабочий ритм с огромным увлечением, иногда забывая причину моего нахождения в Мюнхене.

Языковый барьер не был преградой, так как знаю на отлично английский. Но все равно записалась на курсы по изучению немецкого.

Я все делаю, чтобы вечерами в съемной квартире мне не было одиноко и тоскливо, стараясь не впадать в депрессию, занимаю себя всевозможными курсами или с кистью в руках, нанося мазки на холст масляными красками.

И вот сегодня, сидя в своей мастерской съемной квартиры, которая расположена в центре Мюнхена, скоротаю вечер за написанием картины.

Наношу последний штрих кистью, встаю со стула, и я отстраняюсь на два шага назад, рассматривая свое творение. На меня смотрят родные и любимые серые глаза. В груди тянет тупой болью. Выглядит настолько реалистично, будто ОН стоит напротив и прожигает серым взглядом. Эту картину написала по памяти, помня каждый штрих, каждую черточку любимых глаз.

Шмыгаю носом, потому что опять начинаю плакать. В последнее время, это привычное состояние, раньше думала, что это от развода, но как оказалось, причина совершенно в другом.

Стираю тыльной стороной ладони одиночную слезу и кладу кисть в этюдник. Вытираю руки о черный фартук, на котором и так нет живого места, полностью испачканный красками.

Подхожу к окну, рассматривая горящий огнями Мюнхен. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза, представляя, как это было бы, если я об этом узнала еще в России, в нашем доме.

Сую руку в карман фартука и достаю оттуда белый пластиковый предмет, на котором показывают две отчетливые красные полоски.

Плачу. Но не знаю, от счастья или страха.

Кто знал, что один единственный раз без защиты, приведет к такому. То ли злой рок, то ли это дар с небес.

Прикладываю ладонь к животу, и улыбаюсь сквозь слезы.

— Нет, ты моя награда за годы мучения, — шепчу еще совсем плоскому животу и улыбаюсь.