Но картинка перед глазами оказалась до ужаса неясной. Магнитики на модном двухдверном холодильнике Егора слились в одну яркую какофонию с черным глянцевым фоном.

- Эй, ты куда собрался? - брат схватил рукав моей куртки, в который я не мог попасть кажется раза четыре. - Проспись, а потом потащишься замаливать грехи. Соне итак не просто, еще убирай потом за тобой, остолоб.

Он выволок меня из прихожей и уложил на диван в гостиной. Утром на тумбочке стоял стакан воды и лежала таблетка от головной боли. Егор никак не комментировал мое состояние, но жалость читалась в его глазах слишком явно.

Нужно было взять себя и свою жизнь в руки, поэтому я сделал то, что, наверно, стоило сделать вчера, а может быть на несколько недель раньше.

Через три часа с целлофановым пакетом, наполненным жвачками Love is, сеткой спелых мандарин, букетом ромашек в одной руке и связкой ключей в другой, я стоял у двери квартиры не зная как поступить. Открыть самому? Позвонить в дверь?

Соня не ждала меня, а я не предупреждал о своем визите, поэтому выбрал второе. Поднял руку, зажав в ладони выстуженный на холоде металл и нажал на звонок.

Ничего не произошло.

Повторил второй и третий раз, пока не понял, что возможно она его отключила. Поэтому стал стучаться. Громко и настойчиво. Наконец-то услышал какое-то передвижение по прихожей, потом наступила тишина, пауза, и щелчок замка.

Дверь открывалась наружу, но женщина за ней не спешила впускать меня. Ладно. Заслужил. Соня всегда была порывистой, но отходчивой, поэтому даже сейчас я понимал, что мы все-таки поговорим. И даже если она пошлет меня на хер, это уже будет большой шаг для нас.

- Титов? Что ты тут делаешь? - её голос хрипел, а глаза впали от усталости. Под ними залегли темные круги, которые до этого жена удачно маскировала макияжем.

Сейчас, при яркомё свете, застанная врасплох она выглядела совсем иначе, чем несколько дней назад, когда я столкнулся с ней последний раз в конференц-зале. Я вглядывался в каждую черточку, каждый изгиб, от макушки до босых стоп, чтобы убедить себя, что передо мной моя Соня. Но нет, что-то неуловимо изменилось в ней.

- Впусти меня, пожалуйста.

- Зачем, Макс? - Соня не сдвинулась с места, нахмурилась и крепче сжала пальцами ручку двери.

- Поговорить.

- Зачем?

- Сонь, я очень виноват перед тобой, но дай мне все объяснить. Даже у самых конченных преступников есть право на адвоката.

Соня закатила глаза к потолку.

- Узнаю стратегию Макса Титова. Если не получится надавить на жалость, станешь меня запугивать?

Я помотал головой. Господи, мы еще не начали говорить, но уже успели поругаться. Как же так вышло, маленькая моя?!

- Вот, я принес тебе, - я протянул ей сетку с мандаринами и блок жвачек.

Соня ахнула. Прижала руки к груди и долго всматривалась в упаковку.

- Макс, это что, LOVE IS? Те самые, которые ты мне в университете в сумку подкидывал? - Я кивнул. - Господи, как ты их достал? И главное молчал все время! А это же совсем меняет дело, любая измена нивелируется, если принести пачку жвачек за пятьсот рублей!

- Что?

- Всем известный факт, Билл Клинтон, когда трахнул Монику Левински, избежал импичмента только благодаря жвачкам LOVE IS! - Она вдруг засмеялась, уперлась лбом в дверной косяк и мелко затряслась в приступе вымученного веселья. - Макс, не надо было ничего покупать. И приходить тоже не надо.

- Я хотел тебя просто немного порадовать.

- Серьезно? Жвачками меня решил купить? Ты правда не понимаешь, что между мной сейчас и той двадцатилетней дурой, которой ты жвачки таскал - пропасть! - Голос от осипшего перешел на высокие ноты. Её плечи дрожали, как если бы Соня плакала, но глаза были сухими, а на щеках появился румянец. От злости. - Уходи. Я видеть тебя не могу и не хочу! У меня есть на это право!