И потом, после покупки, просила приехать Олю, потому что у меня вдруг закружилась голова.

Господи…

Тогда мне казалось, что я умираю. Что в какой-то момент я просто закрою глаза и не проснусь.

А теперь я знаю, что все симптомы связаны с недосыпом, стрессом из-за открытия кафе-кондитерской, о котором я всегда мечтала, с недостатком витаминов и перестройкой организма, который близится к климаксу.

Так, оказывается, бывает, что кто-то и в сорок пять рожает, а кто-то и в сорок уже не сможет. Нет, врач мне еще дал несколько лет на раздумья. Подумайте, мол, о детях.

Если хотите еще — самое время сейчас, потому что потом уже не получится.

Я, конечно, не хотела. Димки и Ирки мне достаточно, хоть они уже и выросли, но рожать спустя восемнадцать лет после последних родов я точно не хотела. Было страшно.

А теперь…

Теперь я даже не знаю. Может, и надо? Жизнь ведь не заканчивается в сорок два. По крайней мере, мне ничего заканчивать не хотелось. Я планировала стать счастливой обладательницей сети кафе-кондитерских с десертами по авторским рецептам и не собираюсь откладывать эти планы.

Сейчас даже будет легче, потому что Гордею не нравилась эта идея. Ему не прельщала жена-кухарка, как он часто говорил. “Я — известный бизнесмен, успешный, а ты… ты будешь печь печенья? Курам на смех, Лена!”.

Мы долго спорили. Он дал слабину лишь тогда, когда я узнала о диагнозе. Сам предложил, даже помещение нашел. Я так радовалась, думала, мы вместе будем бороться за мою жизнь, а выходит… он не то, что не верил, что я поправлюсь, а даже ждал, когда умру.

— Лена! — Олька толкает меня в бок. — Звони, давай.

Набираю сына. Один гудок, второй и третий. Он отвечает тогда, когда я теряю надежду на ответ.

— Да, мам, — как-то устало.

— Дим, привет. Я это… ты где сейчас?

— Я… эм… — он мнется. — К пацанам еду. Встретиться договорились.

— Один?

— Да.

Я прикрываю глаза.

— Мам, что-то случилось?

Предательство. Ваше. Твое, отца. Может, еще и Ирка в курсе? Одна я, как слепая, ничего не знала и не замечала.

— Нет, я просто… будь осторожен на дороге.

Отключаюсь, пока наружу не вырвались рыдания, сдавливающие грудь. Так плохо мне не было, кажется, никогда. Осознание, что все вокруг обо всем знали, тяжелым грузом ложится на плечи. Я чувствую, как горблюсь под весом новостей.

— Он знал, да?

— Не знаю, Оль. Сказал, один едет.

— Ну точно! Знал!

— Или высадил ее, — цепляюсь за последнюю соломинку надежды.

— Ага, потерял по дороге. Все, Лен… хватит искать оправдания. Не веришь — проверь! Но пока не убедишься, что сын ничего не знал — не смей ему доверять!

— Оль… Димка же… он не мог, нет.

Поверить в предательство мужа легче. Такое случается сплошь и рядом. Даже большая и сильная любовь может закончится предательством. Но чтобы и дети туда же…

Нет, я, конечно, слышала о разделе имущества, о ссорах, но и предположить не могла, что с моими детьми может быть также. Ирка с Димкой даже между собой редко ссорились, а с нами у них вообще были замечательные отношения.

Поверить в то, что Димка уже выбрал сторону, еще и не ее, а предателя-отца, тяжело, но Оля права. Какова вероятность, что Дима ничего не знает? Мала, катастрофически мала.

От неожиданного звонка вздрагиваю. Мы с Олькой переглядываемся, она хмурится, но идет открывать, а уже через минуту бежит обратно в гостиную и шепотом произносит:

— Там Гордей, Лена, что делать?

Горло неожиданно сжимает спазмом, грудь сдавливает словно бетонной плитой. Я медлю всего секунду.

— Открывай, Оль.

***

Дорогие мои, насыпьте комментариев, что думаете? Очень важно ваше мнение!