Выбирается из машины первым и идёт в сторону клиники. Смотрю в окно, понимая: рассчитывать на то, что он откроет дверь, сейчас не стоит. Он всегда был заботливым, а теперь будто подменили. Щелкаю ручкой, неторопливо иду следом. На мне обтягивающие светло-голубые укороченные джинсы, в которых видны щиколотки, на одной из них золотой браслет, подаренный Гаром, потому что он говорил, что ему нравится эта моя часть тела, так пусть и другие взгляды притягиваются. Серые туфли на невысоком каблуке и шёлковая свободная блузка. Волосы убрала в хвост, чтобы не лезли в глаза, ни к чему это сейчас.

Вхожу в белоснежное фойе, оглядываясь. У стойки регистрации стоят несколько человек, которым улыбаются сотрудницы. Клиника не для всех, только состоятельные люди смогут позволить себе наблюдаться здесь, но и сервис соответствующий. Ни разу меня не заставили ждать, будто они нарочно ставят большие промежутки между пациентами, чтобы они не встречались.

Наконец, нахожу глазами мужа. Он стоит, всунув руки в карманы, и выжидательно смотрит. Уверенно подхожу, но он поворачивается и следует дальше по коридору, останавливаясь около вместительного лифта. В клинике пять этажей, и на каждом стерильная чистота. Нажимает цифру три, когда оказываемся внутри передвижной коробки, и едем наверх.

- Ты не ответил, - я не могу просто молчать, и так чувствую себя восходящей на эшафот. – Что это за друг, о котором я никогда не слышала? – смотрю на него в упор, плевать, что он там себе думает, у меня тоже есть право задавать вопросы. Этот мужчина пришёл с его подачи, так что часть вины, как минимум, лежит на Гаре.

- У меня много друзей, - не смотрит в глаза, пока желваки ходят на лице. – Теперь одним меньше.

- Кто он? – не отстаю, потому что мне важно знать.

- Мужик, который тебя… - он замолкает, потому что мы доезжаем до третьего, и двери расходятся в стороны. Никогда Гар не станет компрометировать себя, в этом плюс. Между нами бывали ссоры, уверена, не существует на свете ни одной пары, кто не находит поводов поругаться, но никогда мы не устраивали разборов прилюдно. Как бы ему не хотелось наорать на меня, высказать всё, что он думает, он терпел до места, где можем поговорить. Пока ехали, остывали, и обычно всё заканчивалось сладким примирением. Так что его привычка держать красивую маску работала на нас.

Я выросла в семье, где благополучие тоже выставлялось на передний план. Мать улыбалась гостям, пока отец выбирал себе очередную любовницу среди красивых молодых охотниц, которые норовили попасть на какой-нибудь светский раут, а потом плакала ночами, потому что любила. Наверное, именно поэтому наши отношения с дорогим папочкой постоянно портились, а когда мать крепко подсела на алкоголь и перестала себя контролировать на людях, крича в лицо отцу, как она его ненавидит, испортились в конец. Он запретил ей выбираться из дома, и мать закрылась в спальне, куда отец совершенно перестал заходить.

Уже тогда я понимала, что эти отношения убьют её, но она продолжала цепляться за них. В итоге, оказалась в клинике, и это было верным решением. Любовь у отца была какой-то странной. Он не хотел отпускать жену, но и не готов стать для неё тем единственным.

Когда они развелись, я была счастлива, потому что мать снова начала жить, осторожно поднимая голову, а мне пришлось переехать в обычную школу, потому что я, как ребёнок декабриста, последовала за ней.

А потом она влюбилась, и я не стала мешать. Вернее, она поняла, что сможет полюбить человека, которого знала всю жизнь. Старого друга, он и возродил её из пепла. Мать предложила уехать вместе с ними во Францию, но я решила остаться, потому что именно здесь чувствовала себя дома.