Дочь обиженно надувает губы.

- Вырастешь, хоть контактный зоопарк заводи! Дед тебе в помощь, - наливаю ложку меда в свой отказ.

- А когда я вырасту?

- Когда лифчик у тебя появится, тогда будешь готова своего песеля заводить! – усмехаюсь я, глядя в абсолютно серьезные небесно-голубые глаза малышки.

- Пришли?! – слышу слабый голос бабушки, исходящий из комнаты.

- Да, бабуля! – кричу громко.

Сердце разрывается от боли и жалости – бабушка сильно сдала, смотреть на нее без тоски в сердце невозможно. Всё чаще лежит, потому что ноги сильно болят. Много спит, потому что давление выгрызает ее сосуды изнутри.

Снимаем обувь на пару с дочей, моем руки, идем в комнату. Перед дверью я, как всегда, останавливаюсь, считаю до пяти, настраиваюсь на позитив.

Бабушка очень чувствительная и сразу улавливает, что я чувствую, думаю, когда гляжу ей в глаза. Она не должна читать в моих жалость.

- Привет, родная! – выдыхаю радостно и захожу в комнату.

- Ариша, девочка моя, как я соскучилась.

- Я тоже, - подхожу, усаживаюсь на кровать рядышком, наклоняюсь, даю себя поцеловать. Целую в ответ. Лицо у бабули прохладное, кровь не греет ее как раньше. Страшно осознавать это.

Маша пытается забраться на широкую кровать прабабки с ногами, и я на нее шикаю.

- Поцелуй бабулю и иди на кухню рисовать.

- А что нарисовать бабуле? – Маша ластится, заглядывает в глаза прабабушке.

- Что хочешь, милая.

- Я деда нарисую, - дочь тычет в фотографию умершего дедушки.

- Хорошо, беги.

Едва дочь убегает, оставляя нас наедине, как бабушка берет меня за руку. Ее руки прохладные, морщинистые, но такие родные, что тепло заполняет меня всю.

- Девочка моя, Аришенька, что случилось? – в хриплом голосе так много нежности, что она цепляет меня и я плачу.

- Не хочу тебя расстраивать…

- Ты же знаешь. Если я что-то не знаю про тебя, когда ты не договариваешь, то расстраиваюсь намного больше, - говорит с печалью в голосе и показывает глазами на пузырьки с лекарствами, стоящими на тумбе.

- Как же хочется вернуться в детство, чтобы дед был жив. Прийти к вам, вырвать из бороды деда седой волосок, сказать «трах - тибидох», и любое мое желание исполнилось бы. Я бы загадала тебе здоровье, а дед исполнил бы мое желание.

- Милая… - бабушка касается моего лица, смахивает слезы пальцами. – Это всё майор, да? Говорила я тебе не надо было выходить замуж за человека не нашего круга, - запричитала бабуля. – Он тебя не понимает совсем, потому что мужлан, а ты у нас натура тонкая, творческая, ранимая.

- Не в этом дело, ба. Я кое-что узнала.

- А я всегда говорила тебе, не нужно интересоваться мужниной жизнью, меньше знаешь, легче спишь.

- Пока я верила ему и жила, зарывшись головой в песок, Ханин такое натворил, что ему прощения нет! Я развожусь, ба.

Бабуля смотрит на меня опешив.

- Аришенька, - гладит по руке. - Чтобы мужчина не сделал, надо его проучить и простить. Наказание должно быть в зависимости от вины. Но нельзя вот так просто бросаться мужчинами. Женщин одиноких много, быстро подберут. А ты где другого возьмешь? Машенька наша будет расти беспризорницей!

- Ба! У Маши есть я – мама.

- Он что, женщину привел в дом?.. – бабуля смотрит на меня не мигая.

- Чего?.. – изумленно гляжу на озабоченное лицо родительницы. – Божечки! О чем ты, ба. Конечно, нет! Хуже. Он дочку пятилетнюю привел. Свою. От другой женщины.

Перед глазами снова мелькает неверный муж, Верочка и их доченька Викуся. Поверить не могу, что сладкая парочка Ханин-Голубева водила меня за нос столько лет! Негодяи кувыркались в командировках, в которых вечно оказывались наедине друг с другом, несмотря на то, что в разных отделах служили. Как сиамские близнецы!