- Почему я не сдох?

- Значит, не надо было... Представь, если бы ты сдох при таких скользких обстоятельствах, что было бы с ней? – он переходит на «ты» и это звучит так доверительно, что я поворачиваюсь к нему. Илья Сергеевич смотрит на меня и не моргает. – Глеб, может быть ты выжил, чтобы заслужить прощение?

Я некоторое время молчу, собираюсь с мыслями. Да, если бы я погиб, было бы хуже. Уже никто и никогда не рассказал бы ей правды о том, что случилось вчера, а ещё много лет назад... И даже мой ребенок проклинал бы память обо мне.

- Она беременна, - хриплю я.

- Тем более. Есть смысл жить и бороться.

– А я... Я - просто трусливое говно. Потому что не рассказал все раньше. А сейчас может быть уже поздно.

- Ты не узнаешь, если не попробуешь. А вот с эпитетом про трусливое говно согласен. Мужчина никогда не бросил бы такую женщину в одиночку разгребать всю ту кашу, которую он заварил.

14. 14. "Берегите себя!"

- Благодарю, быстро вы... – врач держит объёмный пакет с лекарствами. – На сегодня хватит.

- Как на сегодня? – Икаю от удивления. - Я думала...

- Я предупреждал, что лечение дорогостоящее, - Илья Сергеевич мнётся. – Виктория, я понимаю, что вам сейчас непросто. Если возникают сложности с финансами, вы дайте знать.

- Нет, что вы. Никаких сложностей, – говорю, прикидывая в голове, на сколько таких лекарственных доставок хватит денег Нины. – У Глеба обеспеченная семья. И бизнес... Простите, я побежала. Мне ещё нужно к ним офис съездить.

- Пожалуйста, берегите себя, – эту фразу Илья Сергеевич говорит уже в мою спину.

***

- Виктория, ну как же так! Ведь несчастье-то какое... - секретарша Людочка, размазывая слезы, несётся ко мне через холл. – Уже ждут вас.

Я смотрю, как колышется её объёмная грудь в декольте, и за горло хватает ревность. Может Глеб и с Людочкой развлекался? Может у неё тоже есть от него ребенок или несколько? Как оказалось, я вообще ничего не знаю о своём муже.

Усилием воли душу в себе приступ ревнивой паранойи – ещё не хватало всех подозревать в связях с моим мужем. Практически бывшим.

- Мне так жаль, - выдыхает Людочка. - Как мы будем теперь – не знаю. Он один здесь с мозгами. Свечку поставлю, чтобы он скорее на работу выходил, – тихонько крестится. - Ой, развалят они все...

Слабо ей улыбаюсь, выныривая из тёмных мыслей. Людочка явно не принимала участие в шабашах, если они и были.

Под Людочкины жалобы мы заходим в лифт, и там она обращает внимание на моё молчание и бледность.

- Виктория, нехорошо вам? Поберегите себя, нельзя так!

И что они все заладили про одно и то же. Я бы с радостью скинула эту ношу, но на кого?

- Устала.

- И Глеб Николаевич всё себя не жалел. Я ведь как чуяла, когда эта кошка прикатила... Вот надо было ему ехать?

Заинтересованно приподнимаю бровь. Но дверь лифта с писком распахивается и Людочка бодрым колобком катится дальше по коридору.

- Нам в переговорную, вот сюда. Проходите.

- Подожди. Людмила, - придерживаю её за локоток, - вы видели? – Сглатываю комок в горле и добавляю. - Как он уезжал?

- Да, - мелко трясёт головой, - прикатила на мотоцикле краля. Эффектно было.

- А Глеб Николаевич... Он что делал, когда она приехала?

- В окно увидел, позеленел весь, – хмурится Людочка. – Потом в кабинете заперся и орал на кого-то по телефону.

- И... Что потом было?

- Выскочил, как ошпаренный. Без галстука. Трясся от ярости весь. Снял пиджак, швырнул его мне на стол и побежал во двор. Я даже не поняла, что стряслось. Потом слышу только мотор опять заревел. Я к окну, а он сзади сидит на адской машине этой и шлем застегивает на ходу. Надо было не пускать его, но кто же знал, – Людочка всхлипывает.