Горло неприятно стягивает, поэтому вскрываю бутылку и тут же, отпрыгиваю, потому что газированная вода из нее будто бы взрывается и стремится наружу, обрызгивая пиджак, фотоаппарат, заливает пол.
Замечаю, что привлекла внимание всех участников форума. Смущаюсь. Бросаю последний взгляд на сцену и уже не могу сдержать слез.
Прошептав в полной тишине невнятное «Простите», бегу из конференц-зала и прячусь за одной из широких колонн в фойе. Единственное, чего я хочу – уехать отсюда сейчас же. А завтра подать на развод.
Все эти дни у меня не было времени, чтобы заняться этим вопросом. Новая работа, поиск квартиры, беременность, делающая меня сонной и неповоротливой мухой.
Всхлипывая от отчаяния, пью воду и не сразу замечаю того самого журналиста. Кузьма Володин, кажется.
– Вы обронили… хм…
– Наталья, – киваю.
В его руках крышка от моего фотоаппарата.
– Спасибо, – пытаюсь улыбнуться.
– У вас что-то случилось? – прищуривается.
– Голова разболелась. Приняла таблетку.
– От какого издания фотографируете?
– «Глянец», – шепчу и прикрепляю крышку к объективу. – Спасибо еще раз.
– Не болейте, Наталья, – слышу за спиной отдаляющиеся шаги.
Глава 10. Наталья
Из зала доносятся аплодисменты. Это, видимо, очарованная публика, готовая вложиться в фонд Березовского, рукоплещет. Уверена, он добился целей, ради которых явился сюда, и даже больше. В стане его фанаток наверняка большое пополнение.
Закусив обе губы, вытираю руки о полы пиджака и беглым взглядом оцениваю временный ущерб. В таком виде показываться на глаза людям категорически нельзя. И это скорее хорошо, чем плохо – свою программу на сегодня я уже выполнила, меня никто не хватится.
Повесив фотоаппарат на плечо, как можно незаметнее вливаюсь в поток выходящих из зала и, опустив голову, направляюсь в сторону лифтов. Только женский голос в толпе цепляет меня гарпуном и держит, не давая сделать шага.
– Рома!.. Ром!
Оборачиваюсь и вижу, как, возвышаясь над всеми как минимум на полголовы, он смотрит, как к нему стремительно приближается девушка с глазами на пол лица и широкой восторженной улыбкой. Подняв оба больших пальца вверх, она на эмоциях что-то говорит.
Березовский, хмурясь, озирается по сторонам, а я чувствую удар под дых и растекающуюся по грудной клетке тупую боль. Ревность, постыдную, нелогичную, учитывая наш скорый развод, но… в разы сильнее, чем в случае с рыжей певицей.
Потому что эта девочка не Ильяна. Такая, как она, миловидная, с правильными чертами лица и обожанием во взгляде гораздо опаснее.
Заставив себя отвернуться, почти вслепую добираюсь до лифтов и поднимаюсь в забронированный на мое имя номер. Упав спиной на дверь, роняю голову на грудь и дышу ртом в надежде погасить пылающий внутри огонь.
Держусь почти две минуты, а потом, по-детски всхлипнув, съезжаю вниз и обнимаю свои колени. Из глаз горячими ручьями струятся слезы, горло раздирают рыдания. Мне очень плохо и дико больно.
Я не могу не любить его! Не могу!.. Почему у него не так?! Во что я верила эти семь лет? Куда делись все его чувства?..
Они вообще были, или мы с ним оба любили его одного?
Начав задыхаться, я заставляю себя думать о малыше. Мои истерики ему точно не на пользу – он не виноват, что его отец не умеет любить. Поэтому, поднявшись на ноги и дождавшись, когда прекратится легкое головокружение, я иду в ванную и остужаю лицо холодной водой. Смываю косметику с глаз, расплетаю волосы и переодеваюсь в белый отельный халат. Надеюсь, у меня получится заказать ужин в номер, потому что с Березовским я тут не встречусь даже под дулом пистолета.