- Каришка, это же Harley! Настоящий! Ты понимаешь?!

Господи, что я тогда понимала? Двадцать лет, сама еще ребенок, не видела ни жизни, ни достатка, ни перспектив в нашем глухом тогда городе. Зато видела другое — как он счастлив. Как улыбается, и от этой улыбки вокруг его глаз расходятся морщинки-лучики, будто он сам — солнце в человеческом обличье.

И я любила это. Любила его таким — наполненным, цельным, живым.

Ревновала, конечно, страшно. И смешно сказать — не к женщине, а к мотоциклу. Думала, что этот железный конь ему дороже меня.

Как же я ошибалась.

Потому что мере от мотоцикла он отказался так же легко, как и от меня.

Все закончилось так же резко, как и началось. Когда я, измотанная бесконечными ссорами, подала на развод, Влад не упал на колени. Не умолял остаться.

Он сам поехал на вокзал и купил мне билет в Москву.

- Ты же так хотела туда, валяй! Теперь тебя здесь ничего не держит, — процедил сквозь зубы.

И это было хуже всех тех обидных слов, что мы могли бы друг другу сказать. А таких слов было не мало. О, как самозабвенно мы с Владом ругались! Почти так же ярко, как и мирились. В первом случае соседи стучали по батарее, во втором вызывали милицию. Я стонала так громко, что скромники из смежной комнаты думали, что Влад меня убивает. Он и убивал. Нежностью, любовью, неуместными шутками и драмой. Большим количеством драмы! От которой я, наконец, устала.

Но когда мы разошлись по-настоящему - не было ни криков, ни стука в стену.

Я тихо сказала, что ухожу.

Он тихо попросил не возвращаться.

Ни записок. Ни слез.

Только тишина. Такая густая, что я поняла: бывает боль, которая выжигает всё — даже способность плакать.

Я видела его лишь раз после этого. На разводе.

Он опоздал. Зачем-то спорил с судьёй. И даже не смотрел в мою сторону.

Я почти не дышала. Сидела, ни жива ни мертва, сцепив руки на ярко алой сумочке, купленной специально для развода. Как и весь мой наряд, яркий но совершенно неуместный. На последние сука деньги! Мечтала, чтобы он, увидев меня, понял, наконец, какую женщину потерял! Но вместо этого Влад пялился в окно.

"Ну посмотри же на меня. Хотя бы раз. Хотя бы случайно!".

За целый час он даже голову в мою сторону не повернул.

Что Влад пьян, я поняла не сразу. Только когда он встал — и его ноги подкосились.

- Влад... - Стас, Риткин муж, попытался подхватить Влада.

Яшин отмахнулся. Пошатнулся. И всё-таки дошёл до меня.

Глаза мутные, рубашка мятая, запах сигарет и алкоголя. Но ухмылка — та самая.

- Ну что, Каришка... - голос хриплый, будто он неделю не говорил. — Поздравляю. Ты добилась своего.

Я молчала.

- Ты испугалась. Испугалась, что у нас не получится. Испугалась меня. — Он качнулся, едва не упал. — И знаешь что? Ты права.

Он достал из кармана конверт. Швырнул его мне под ноги.

- На. Возьми. Это твоё.

Бумага хрустнула под пальцами. Шесть тысяч долларов.

Ровно половина от мотоцикла.

От того самого Harley, который он клялся никогда не продавать.

Для женщины, которую клялся никогда не отпускать.

Я подняла конверт.

- Спасибо, - сказала.

И ушла. Тихо.

Тишина это единственное, что осталось после нас.

26. 11.2

Брелок выскальзывает из моих пальцев и со звоном падает на стеклянную столешницу. Этот звук - как щелчок выключателя. Всё - я снова здесь. В своём кабинете. В реальности, где передо мной сидит не призрак прошлого, а живой, дышащий Влад Яшин.

Он поднимает брелок, крутит его в руках с ловкостью уличного фокусника. Секунда, и пластиковая безделушка пропадает из виду, раз и она снова на ладони, такая же реальная, как все, что происходит между нами.