Герман прав. Денег не было у меня своих, но пока не обнародована измена, я могла бы накопить некоторую сумму. Просто чтобы иметь подушку безопасности. Да. Так и поступлю.

Все так же стоя в гардеробе, я оглядела вещи и решила начать с детских. Что-то можно упаковать и тихо вывезти к маме, хотя очень не хотелось втягивать родителей в это.

Но вариантов не было. Не знай Данил о изменах, я бы постаралась с ним найти общий язык, но он был в теме, поэтому на него положиться не стоило.

Я упаковала чемодан со всеми новыми детскими вещами, потянулась к плечикам с зимним комбинезоном, как из детской донёсся жалобный плач. Я все бросила и прошла к сыну. Мирон, свесив ножки с кровати, обнимал себя и хныкал.

— Что такое, моя радость? — спросила я, присаживаясь на корточки рядом с сыном.

— Живот, — всхлипнув, выдавил Мирон. — Болит…

Я прикусила губу. У нас не бывало таких историй.

— Пойдём сходим в туалет, малыш, — предложила я, и Мирон кивнул. Потянулся ко мне, и я взяла сына на руки. Аккуратно выйдя из комнаты, мы только успели закрыться в ванной и ровно в этот момент сына стало тошнить.

Это было совсем из ряда вон выходящее. Когда первый поток прошёл, Мирон присел на свой стульчик для умывания и начал плакать. Я старалась сына успокоить, но чем больше пыталась, тем сильнее его накрывало.

— Больно, мам, — хныкал сын, а я уже натягивала на него первые попавшиеся вещи, которые после сушки ещё не разобрала.

— Знаю, родной. Сейчас в больницу поедем. Добрые дяди доктора сразу сделают, чтобы не болело.

Это не могла быть инфекция. Мне так казалось. Может быть шоколада и сладостей сегодня переел?

Схватив сына в охапку, я быстро спустилась в гараж и села в машину. Мирон плакал и капризничал, но тошноты больше не было.

Я завела машину и быстро вырулила со двора. Божечки.

Хоть бы это несварение обычное было.

Но через десять минут, когда Мирон снова заплакал и стал вылезать из детского кресла, я затормозила у обочины, и сына снова вырвало.

Твою мать.

Ещё и Герман к своей простигосподи свалил. А потом обижается на меня, что я его попрекаю тем, что он не обращает внимание на ребенка. Тут такое, а он развлекаться уехал. Даже звонить не буду. Унижаться.

— Сейчас, родной мой, — повторяла я как заговоренная, умывая сына водой из бутылки. — Сейчас…

Погрузившись в машину, я нервно хрустнула пальцами. Поедем в нашу клинику.

С горем пополам и под звуки плача сына через десять минут мы припарковались во дворе частной больницы. Первым делом, залетев на ресепшен, я нервно уточнила:

— Громов сегодня на смене? — потом вспомнила, что Данил был у нас на дне рождения и протяжно застонала. — Хорошо, нет его. У нас рвота и живот болит.

— Погодите. Да. Данил Сергеевич на смене. Но вас наверно лучше к дежурному… — протянула медсестра, и я кивнула.

Данил был травматологом и с нашим отравлением вряд ли мог бы помочь.

Меня с сыном проводили в смотровую и через пару минут к нам заглянула полноватая шатенка и стала опрашивать. Мирон все сильнее плакал и начинал трястись. Его знобило.

— Так сейчас мы померяем температуру… — сказала шатенка, и в этот момент в кабинет зашёл Данил.

— Крис, вы чего? — только и спросил он, сразу подходя к Мирону. — Где Герман? Почему вы одни? Почему сразу мне не позвонили?

Данил сыпал вопросами, а я только и могла снова пересказывать происшествия этого вечера.

— Сейчас, Крис, успокойся. Если что прокапаем нашего героя и все норм будет, да, Мирош? — спросил Данил и чмокнул сына в лоб. — Нет не температурит. Крис, да успокойся ты. Сейчас анализы возьмём…