Но отца у Мирона не было.

После десяти вечера Мирон, не дождавшись Германа и даже не открыв торт, сам позвал меня спать.

Ему больно, что папа так и не приехал. И мне было больно, что Гер променял, ладно, меня, но сына на свою кобылу.

В одиннадцать дом умолк, и я спустилась на первый этаж. Герман прекратил мне звонить буквально через час после того, как мы расстались. И сейчас я смотрела на тёмный экран, проклиная мужа.

Лжец. Предатель. Иуда.

Я тяжело вздохнула и прошла в ванну. Собрала грязные вещи и почти на автомате ответила на входящий вызов, когда телефон завибрировал в шортах.

— Привет, ты Кристина? Да? — прозвучал мелодичный женский голос.

***

Милые мои, я принесла вам Даню. У меня два варианта. Выбирайте и пишите кто больше понравился.

Номер 1

Номер 2

12. Глава 12

— А я… — продолжили в трубке, и я на выдохе резко сказала:

— Вы ошиблись номером.

И нажала завершение разговора.

Нет, милая моя. Даже если мне сейчас звонила эта Настя, то я ничего не собиралась менять в своём плане и уж тем более ставить его под удар из-за этой особы.

Но как бы я себя не уговаривала, сердце стучало часто и громко. Я облизнула губы. И поставила мобильный на беззвучный.

Нет.

Эта девица не поставит под удар будущее моего сына. Не позволю раньше времени обнародовать измены. Пусть сидит терпит. И уж лучше бы и дальше в шкафу.

Я поднялась в нашу с Германом спальню и стала наводить порядок. Вещи Мирона я частично собрала в спортивные сумки. Две из них уже были в машине. Пока Герман пополнял мои карты я оплатила на полгода обслуживание в детской клинике на всякий случай. Разослала резюме в несколько строительных компаний и присмотрела парочку квартир в спальных районах.

Выходило, что денег сегодня выклянченных у Германа только на аренду квартиры мне впритык хватит на девять месяцев.

Надо ещё.

После полуночи сработало оповещение, что ворота открылись. Я спустилась на первый этаж в одной сорочке, забрала проклятый торт, встала в холле как привидение. Герман, не включая свет, тихо зашёл в дом и стал разуваться. Я хлопнула кнопкой подсветки и муж резко обернулся.

Мои губы дрожали.

В глазах стояли слезы.

— Мирон берег тортик, чтобы съесть его с папочкой, — дрожащим голосом произнесла я и разжала пальцы.

Коробка упала с громким хлопком на пол.

— Но папочке важнее было трахнуть любовницу на рабочем столе… — произнесла я с горечью и, развернувшись, пошла на второй этаж. Не успела и дойти до лестницы, как тяжёлые руки Германа перехватили меня, дёрнули, развернули.

— Никого я не трахал… — выдохнул мне в губы Герман и прижал к стене. Я отвернулась. — В глаза мне смотри!

Муж рычал. Его пропитывала тяжёлая энергетика.

— Если так папочка был нужен, могли бы и позвонить, сказать, а то четыре года нахер не усрался отец, а теперь тортик, мать его, съесть вместе надо… — зло произнёс Герман, а у меня кровь в венах забурлила. Я дернулась как в капкане и, глядя в глаза мужу, тихо произнесла:

— Ты ему всегда нужен… Он твой сын!

Герман оскалился и холодно произнёс:

— Мой ли?

Я дернулась первая. Навстречу мужу. Лицом к лицу. Вцепилась зубами в нижнюю губу и прикусила.

— Стерва! — рыкнул Герман и перехватил меня за бедро, дёрнул вверх и отвёл в сторону. Ударился пахом в меня, а я зашипела:

— Сына не своим считаешь? — злость бурлила внутри и одного этого заявления было достаточно для развода, но я снова уговаривала себя не спешить. Нельзя. Нет. — Проверь!

— Проверю! — сказал как выклюнул Герман и отшатнулся от меня. Психанул. Стал подниматься наверх, а я осталась снизу, борясь с искушение догнать и во всем признаться. И даже номер этой его рыжей проверить. Но я ничего не успела сделать, потому что со второго этажа донеслось злое: