Мы с Полом решили, что будет лучше перевезти меня в машине скорой помощи из Палм-Спрингса в мемориальную больницу Скриппса в Ла-Хойе, чтобы я был ближе к дому в Сан-Диего. Переезд оказался долгим и мучительным. Я лежал привязанный к каталке, и любая неровность дороги отдавалась резкой болью в моем теле. Меня охватила безнадежность. Как я смогу вынести все это?

Когда я оказался в палате, меня сразу представили лучшему на тот момент хирургу-ортопеду в Южной Калифорнии. Он был средних лет, симпатичным, искренним, внушал доверие и выглядел во всех смыслах успешным человеком. Он пожал мне руку и сказал, что нам не следует терять время. Глядя мне в глаза, он произнес: «У вас 24-градусное кифотическое искривление (аномальное искривление вперед). Снимки КТ показывают, что спинной мозг отек и касается костных фрагментов, вышедших назад из области позвоночного столба. Костная масса каждого позвонка была сжата и вытолкнута в окружающее пространство, так что позвонки утратили свою нормальную цилиндрическую форму и превратились во что-то вроде голышей. Вас может парализовать с минуты на минуту. Я рекомендую немедленную операцию со стержнями Харрингтона. Если мы протянем с этим больше четырех дней, потребуется радикальное хирургическое вмешательство, при котором придется вскрыть грудную клетку и разместить стержни по обеим сторонам – и спереди, и сзади. Вероятность успеха при этом около 50 %».

Я понял, что решение должно быть принято в течение четырех дней. Пока тело прокладывает в костях слои кальция для скорейшего заживления. Если мы прождем больше четырех дней, хирургам придется действовать в обход и сквозь эти образования. Врач заверил меня, что, если провести операцию в пределах четырех дней, я смогу встать на ноги в течение месяца или двух и вернуться к своей работе мануального терапевта.

Но почему-то я отказывался так поспешно согласиться на операцию, которая должна была решить все мое будущее.

Я пребывал в полнейшем смятении и чувствовал себя ниже плинтуса. Врач был так уверен в своих словах, словно ничего другого просто не оставалось. И все же я спросил его:

– А если я решу не делать операцию?

Он спокойно ответил:

– Я этого не рекомендую. Вашему телу потребуется от трех до шести месяцев, чтобы восстановиться, прежде чем вы, вероятно, сможете ходить. В нормальных случаях обязателен строгий постельный режим на животе в течение всего периода восстановления. Затем нам придется надеть на вас корсет, и вы должны будете носить его не снимая от полугода до года. Без хирургического вмешательства – это мое профессиональное мнение, – как только вы попытаетесь встать на ноги, последует паралич. Нестабильность позвонка T8 приведет к усилению прогиба вперед, и спинной мозг будет перерезан. Если бы вы были моим сыном, вы бы уже сейчас лежали на операционном столе.

Я лежал на кровати, вокруг которой собрались восемь хиропрактиков, моих ближайших друзей; среди них был и мой отец, прибывший с Восточного побережья. Долгое время никто не говорил ни слова. Каждый ждал, что скажу я. Но я тоже ничего не говорил. В итоге мои друзья один за другим улыбались мне, пожимали руку или похлопывали по плечу, а затем тихо покидали палату. Когда все ушли, кроме отца, я ясно осознал, какое единодушное облегчение испытывали они от того, что не были на моем месте.

Их молчание было невыносимо для меня. Следующие три дня длилась худшая из всех пыток, известных человеку: меня одолевали сомнения. Я снова и снова пересматривал врачебные фильмы, многократно консультировался со всеми и, наконец, решил, что мнение еще одного человека мне не повредит.