Его умелые руки полосовали низ тельника Слона, а потом эти полосатые ленты ложились на грудь.

– Щас перевяжу тебя и дальше побегу… Спирту хочешь?

– А другого обезболивающего у тебя уже нет?

– Все, что есть.

– Давай!

Андрей схватил алюминиевую фляжку и сделал три больших глотка.

– О-о! Вот это дело! Мы еще повоюем. Не дождутся, гады!

Удивительно, но чистый девяностошестиградусный медицинский спирт, которого граммов сто пятьдесят проглотил Слон, принес ему моментальное облегчение. И он воспрял духом.

– Помоги нашим, Пурген! А я тут сам… Та-та-та-та! – вновь обрел голос его пулемет.

Озверевшие вконец моджахеды, не ограничиваясь убийственным огнем пяти ДШК, принялись бить по ячейкам из гранатометов. От прямых попаданий слоистый камень разлетался на куски. Многие бойцы были ранены осколками гранат и камня. Но все, кто хоть как-то мог держать оружие, продолжали стрелять, теперь уже одиночными выстрелами, и бросать гранаты. Все они, молодые, но теперь уже относительно здоровые, хотели жить. А длина их жизни этой ночью зависела оттого, как долго они будут огрызаться…

В 4 часа утра «аисты» пошли в очередную атаку. И патронов «духи» не жалели. А потом они начали давить разведчиков еще и морально, крича во все горло:

– Шурави, таслим![2]

– Ага, щас-с! Разогнался! – проорал в ответ Слон. – Лучше лови мой маслим!

В этот момент его «ПКМ» выплюнул последнюю пулю.

«…Все, Андрюха! Не жди меня, мама, хорошего сына…»

Сержант перевернул цинки, лежавшие на дне их гнезда, – они были пусты… Тогда сержант дотянулся до автомата, одиноко лежавшего в стороне, и отстегнул его магазин.

– Штук десять еще есть… – проговорил он вслух и обернулся к своим раненым товарищам. – Пацаны! У кого что осталось?

– Нож…

– Нож…

– Нож и «эфка»…

– И у меня еще одна «эфка» есть…

Они лежали вповалку и не могли уже двигаться: кто от тяжелых ран, кто от потери крови. Пятеро проверенных не единожды бойцов «рейдовой группы» сержанта Ошехи…

– А у меня десяток патронов и нож.

И тут он услышал от прапорщика Черкасова то, что потом всю оставшуюся жизнь поднимало на его голове волосы.

– Командир… – прохрипел раненный в грудь и в голову десантник. – Этим сдаваться нельзя.

– Знаю, Бекас.

– Ты за нас отвечал, вот и ответь до конца… Обещай! Последняя «лимонка» – под себя. Но сначала ты нас всех, ножом… Чтобы эти падлы не мучили.

– Обещаю, прапорщик… Они не дождутся!

Андрей схватил автомат и выстрелил последние патроны. Их оказалось всего семь…

– И дорога-а-я не узна-а-ет! – проорал Андрей во все горло и бросил гранату в сторону атакующих «духов». – Какой у парня был конец! И дорога-га-я не узна-га-га-ет!..

И тут Слон услышал звуки приближающихся вертолетов…

«Глюки пошли! Точно глюки!.. Миражи, мать их!.. А может…»

И метнул на радостях последнюю гранату:

…Нет, это был не мираж. Над ними, грохоча пушками и пулеметами, прошла двойка «крокодилов». А потом появилась и парочка транспортных «Ми-8» с пилонами для НУРСов, которые тоже сказали свое веское слово. Достаточно было всего два захода на цепи «аистов», и они тут же откатились со склона…

А на вершину сопки тем временем приземлились еще два «транспортника» и стали грузить в свои чрева «измочаленную» группу разведчиков.

8 марта 1989 г. Одесса. Госпиталь

– …Вот так, командир. – Безногий Слон посмотрел на Филина с какой-то вселенской грустью в глазах. – Так нас оттуда, с этого Казажора, и сняли.

– Все-таки пришли за вами из Кабула?

– Если бы из Кабула, – усмехнулся сержант-пенсионер. – Если бы… Нам на выручку прилетели вертолетчики «залетного» Александрийского полка, который к тому времени уже базировался под Кандагаром. В этом полку служили офицеры-штрафники, у которых были проблемы по службе. Кто водки бухнул «не вовремя», кто морду «не тому» набил, кто «не с той» связисткой или медсестричкой закрутил, а начальству обидно стало. Разные там мужики были… Абсолютно оторванные, отчаянные! Знаешь, командир, хоть и хромала у них дисциплина на обе ногиˊ, зато они ничего не боялись! Им многие жизнью обязаны…