Высмотрели место для перехода, перешли, быстро нашли связь. Ольга подключилась к ним, подслушала: «Ой, тут штаб какой-то, потому что немаленький разговор!» Прошли по этой линии километров пять, смотрим, стоят четыре или пять отличных блиндажей. Сняли часовых, и мы с Ольгой ворвались в блиндаж. Дело уже под утро, а там два полковника не спят – склонились над картой. Чтобы шума не поднимать, я одного сразу ножом по горлу, а второго по черепку, кляп в рот, и потащили.

Обратно шли долго. Ведь зачастую в темноте провод потеряешь, опять ищешь его. Немцы, кстати, чтобы свои провода отличать, старались их как-то отмечать. Например, красные тряпочки наматывали или еще как-то. В общем, в ту же ночь мы не успели вернуться, поэтому целый день провели в лесу в двух кучах хвороста. Ребята в одной, а мы с Ольгой и немцем в другой. И только на следующую ночь вышли к своим. Помню, что это было на старый Новый год.

А назад, кстати, линию фронта как переходили?

Всяко бывало. И тем же местом и другим, по ситуации смотрели. Прошли передовую, смотрим, земля трясется… Что такое, думаем? Смотрим, а пехота уже рассредоточилась, а кругом танки, много танков. Тут какой-то полковник, видно, командир полка, нас увидел: «О, мне как раз язычок нужен!» Говорю ему: «Товарищ полковник, если вам язык нужен, то сходите и возьмите!» Он сразу за пистолет и на меня: «Ты как разговариваешь?!» Я затвор передернул: «Товарищ полковник, у вас в пистолете семь патронов, а у меня семьдесят два! Мы «языка» тащим для штаба Фронта! Для самого Жукова!» Тут он сразу аж присел… – «Лучше дайте нам машину!» Поехали и смотрим, а там орудия чуть ли не на каждом метре стоят. А стволы у них аж синие уже, но по пояс голые солдаты снаряды все подносят и подносят…

Брошенное немецкое орудие (из личного архива)

Приехали, а там даже не НП, а какая-то гора – блиндаж в двенадцать накатов, заваленный сверху камнями. Говорю часовому: «Ведем «языка» к Жукову!», а он не пускает. Тут вышел какой-то подполковник: «Давай, заводи!» Завели, расспросили, как что, начали допрашивать немца. Потом Жуков спрашивает меня: «Ты что, один за ним ходил?» – «Нет!» – «Заводите всех!» Ребята зашли, и Жуков спрашивает: «Какие-то награды у нас есть?» Этот подполковник полазил в каком-то ящичке: «Нет, товарищ маршал, одна мелочь. Самое большое – «звездочка!» И нам всем пятерым вручили по ордену Красной Звезды. Нас даже сфотографировали в этот момент, но, к сожалению, эта фотография куда-то у меня затерялась.

Приезжаем в свой дивизион, все рассказали, а Кочарыгин аж разъярился: «Почему приказ не выполняешь?!» Мол, почему «языка» привезли не к нему, а сразу к Жукову? Он же за это дело награды получал. – «Как не выполняю? Позвоните Жукову и спросите!» Ну, тут он маленько утихомирился, а то сразу «расстреляю»…

А Вы не боялись, что Вас за такое поведение могут отправить в штрафную роту?

Так мы же и сами были как штрафники, ничем не лучше.

А как началось наступление, все время бои, бои, бои… Освобождали Варшаву, Лодзь, Коло, но особенно тяжелые бои шли в Познани. Там же была целая крепость. Орудия чуть ли не на пневматике выезжали из укрытий, обстреляют нас, а потом сразу обратно в укрытие. Долго так с ними возились бы, пока какой-то поляк из местных не подсказал: «Нужно прокопать от реки канал и пустить им туда воду!» Тогда мигом подняли все силы: войска, поляков и где-то за сутки прокопали траншею метров на 300–400. Пустили туда воду, и немцы сами вылезли… Уже после войны я как-то оказался в Польше и в том числе довелось побывать и в Познани. Побывал на экскурсии в этой крепости и поразился – там же целый подземный город… Из тех боев, в которых мне довелось участвовать, самые тяжелые были именно в Познани и в Берлине. На перекрестках стояли бетонированные доты, и из них немцы лупили из крупнокалиберных пулеметов и зениток. Пули и снаряды летали вокруг, как пчелы… Именно там меня и ранило единственный раз.