– Да. Он работал на Брюнета и занимался примерно тем же, чем отныне занимаетесь вы с Петрухиным. Вот только времена тогда были – не чета нынешним. Тогда Виктор Альбертович еще только пытался зайти на вологодский заводик, коему впоследствии суждено будет стать базовым предприятием «Магистрали». И вот в один совсем не прекрасный день Брюнет отправил Севу на стрелку с местными архаровцами. – Голос Яны звучал сейчас отрешенно, бесстрастно. – Приказал оружия не брать, так как вопрос решался якобы самый заурядный. Вот только противоположную сторону об этом в известность почему-то не поставили… Лёня, будь любезен, закрой дверь поплотнее… Спасибо. И дай мне, пожалуйста, сигарету.

– Ты же не…

– Дай. Мне. Сигарету! И зажигалку.

Купцов покорно выложил на стол затребованное. Асеева неумело, слегка закашлявшись, прикурила, после чего продолжила невеселый рассказ.

Вернее – завершила оный:

– Так я осталась без мужа, вдобавок беременная. А еще через месяц – и без работы.

– А почему без работы?

– Когда наше УСБ узнало, что муж погиб в результате «бандитской разборки», меня вычистили из органов. Конечно, они не имели законного права так поступить. Поэтому просто создали вокруг меня такую «надлежащую» атмосферу, что я уволилась сама.

– Ты служила в милиции? – потрясенно переспросил Леонид.

– Господин инспектор! – сердито прикрикнула на него Асеева. – Я ведь, кажется, просила вас…

– Но я в самом деле не знал! Честное слово!

И это было чистой правдой. После того, как на днях Петрухин вправил напарнику мозги, Леонид отказался от былого намерения собрать «информационное досье» на любимую женщину.

– Да, служила. Вольнонаемной в юридической службе при ОВО, – горько подтвердила Яна. – В течение нескольких месяцев пыталась найти хоть какую-то работу, но с грудным ребенком никто брать не хотел. Отчаявшись, наплевала на гордость и принципы и обратилась за помощью к Брюнету, который предложил мне должность юрисконсульта. Наверное, я должна быть ему за это благодарна? – риторически вопросила Асеева, изо всех сил стараясь говорить бодро. – Вот только я – НЕ БЛАГОДАРНА!.. Знаешь, порой я физически не могу переносить его присутствие. Мне кажется, он догадывается об этом, вот только вида не подает. Виктор Альбертыч у нас – о-о-очень деликатный мужчина, – последнюю фразу Асеева произнесла с плохо скрываемой злостью.

В замкнутом кухонном пространстве подвисла звенящая тишина вкупе с не находящими внешнего выхода клубами табачного дыма.

Леонид поднялся, распахнул форточку и, продолжая стоять к Асеевой спиной, негромко произнес:

– Теперь я понимаю… Почему…

– Да! Именно поэтому! – алко-нервно согласилась Яна. – При всем моем к тебе уважении, Лёня. Уважении и…

– И? – невольно напрягся Купцов.

– Хорошо, коли уж тебе так хочется польстить своему самолюбию, я докончу фразу: «Уважении и… Любви».

Среагировав на вырвавшееся откровение, хотя бы и сказанное в алкогольной запальчивости, Леонид обернулся и увидел, как напряглось, сделавшись непроницаемым, лицо любимой женщины.

– Ты не ослышался. Любви!

– Спасибо.

М-да… Более идиотскую реакцию трудно было даже вообразить.

– Вот только я не хочу входить в одну и ту же реку дважды. И не собираюсь снова строить свою жизнь с «шестеркой» Брюнета!

– А почему вот так вот сразу – и с «шестеркой»?

– А кто же ты, Лёнечка, милый? Ты и твой драгоценный Петрухин? Кто вы, как не мальчики на побегушках у богатого папика с криминальным прошлым и мутным настоящим?!

Асееву буквально трясло. Глаза ее метались как бешеные, губы дрожали, силясь высказать всё то, что накопилось, но пока ещё сдерживаясь.