– Хочется верить, что лифт работает, – проворчал Дмитрий и…

…и обломался.

– Учитывая, что потенциальными клиентами нашей ведуньи являются старые девы и разведенки, нет ничего удивительного в том, что с клиентурой у нее – полный швах, – тяжело дыша, умозаключил инспектор Петрухин перед тем, как начать преодоление последнего лестничного пролета. – Это ж какую «душевную боль» надо испытывать, чтобы сюда добраться!

– Спортом надо заниматься, господин инспектор.

– Так я и занимаюсь. – Дмитрий мечтательно закатил глаза. – Эх-х, какие акробатические этюды мы в эти выходные с Натахой выделывали! Цирк дю Солей отдыхает!

– Так вы с ней всё, окончательно? Назад сбежались?

– Окончательно и, надеюсь, бесповоротно. Уфф… слава богу, доковыляли…

Леонид втопил кнопку звонка, и через некоторое время до решальщиков донеслось настороженно-недовольное:

– Что надо?

– Здороваться надо, мадам Маргарита. С клиентами.

– Кто вы такие? Я вас на прием не записывала.

– Людмила Петровна! Кончайте ерундой заниматься, – весело попросил отдышавшийся Петрухин. – Вы же наверняка меня узнали? А если вдруг подзабыли, вещунье чуйство должно было подсказать, что мы еще должны были встретиться. В этом измерении.

Дверь приоткрылась на длину наброшенной цепочки, и в образовавшуюся щелочку выглянула госпожа Гусева собственной персоною. С коею персоной решальщики имели сомнительное удовольствие законтачиться, расследуя историю о «травле Лисы»[4].

– Чего надо-то?

– Требуется всего лишь небольшая профессиональная консультация. Ничего личного, только бизнес. А кто старое помянет – тому… Ну да вы сами знаете.

– Сто баксов.

– О как? А вот здесь, в газетке, написано, что первый сеанс бесплатно?

– Одно дело – сеанс, а другое – консультация. Разницу чуешь?

– Грубая вы женщина, Людмила Петровна, – вздохнул Петрухин, доставая из бумажника деньги. – В рублях возьмете? По курсу?

На ласкающий ухо хруст купюр дверь распахнулась, и решальщики зашагнули в квартиру, она же – магический салон, напутствуемые сварливым хозяйским: «Обувь снимайте!»

Кабы в огромной кадке, громоздящейся в дальнем углу приемной «Управления подготовки сделок с объектами недвижимости»[5] росла не чахлая пальма, а, допустим, яблоня, то падать ее плодам ныне было бы решительно некуда. Ибо утром понедельника в приемной имел место быть форменный биток.

О зашкаливающей плотности посетителей на квадратную единицу площади можно судить хотя бы по тому факту, что сидячего места не хватило САМОМУ Виктору Альбертовичу Голубкову. И тот вынужденно сделался не просто живой частью живой очереди («как последний лох!»), но еще и стоически отстаивал ее на своих двоих. Неудивительно, что внутри у Брюнета всё клокотало, и в данный момент он ощущал себя классическим персонажем Федора Михайловича.

То бишь «униженным и оскорбленным»…

В приемную неожиданно проскользнул господин Нарышкин и, профессионально протискиваясь между просителями, проложил себе путь к столу и телу секретарши:

– Здравствуйте, Танечка. Я смотрю, у вас тут сегодня прям аншлаг какой-то.

– Здравствуйте, Станислав Аркадьевич. Ага, форменный «Аншлаг». Только Петросяна не хватает.

– Танюш, мне необходима пара минут привата. Устроишь? Иначе я потом уеду в Смольный, и твоей шефине придется уже самой разыскивать меня там.

Секретарша сурово наморщила хорошенький лобик:

– Ну, если только «пара минут»… Хорошо, сейчас от нее выйдет посетитель, и я вас сразу проведу.

Станислав Аркадьевич удовлетворенно кивнул, распрямился и только теперь выцепил в толпе просителей несчастную фигуру Брюнета.