На домашний телефон в те дни звонили неизвестные почитатели, обещали оторвать голову, расстрелять и Бог знает что еще. Звонили жене, звонили дочери, звонили членам аттестационной комиссии, когда дочь защищала диссертацию кандидата медицинских наук. По Курской области и Краснодарскому краю ездили репортеры «Огонька» и «Московских новостей», искали компромат – не нашли (я нарочно рылся в подшивках, действительно – ничего конкретного про Полозкова нет, зато оборотов вроде «Иван Кузьмич, как-то очень обидно видеть слово „Российская“ в наименовании вашей партии» – гораздо больше, чем даже разоблачений сталинских злодейств).

«Русскую жизнь» некоторые называют наследницей перестроечной прессы. Я, в общем, согласен с этим сравнением (считаю его лестным), и, на правах наследника перестроечной прессы, хочу извиниться перед Иваном Кузьмичом Полозковым за то, что творилось вокруг его имени восемнадцать лет назад. Понятно, что революция без врага – это не революция, и перестройке действительно больше всего на свете был нужен враг, которым можно было бы пугать впечатлительную аудиторию. Но то, что этим пугалом стал успешный губернатор, честный коммунист, хороший умный дядька Полозков – за это по-настоящему обидно. Особенно если учесть, что ничего уже не вернешь.

На прошлой неделе в эфир «Голоса России», бывшее Иновещание, на семнадцати языках (он только пишет тексты для своей авторской рубрики «Взгляд из Москвы», читают написанное профессиональные дикторы) вышел его комментарий по поводу избрания Барака Обамы президентом США. «Когда я впервые побывал в Соединенных Штатах, это 1952 год, в Нью-Йорке на скамейках Центрального парка были надписи – „Только для белых“, а теперь – пожалуйста, президентом США избран темнокожий». Он говорит – «темнокожий», но тут же уточняет, что слова «негр» в своей речи он не избегает, потому что политкорректность свидетельствует только о том, что «лицемерие и двуличие американской демократии принимает самые анекдотичные формы».

Слова о лицемерии и двуличии американской демократии в разных комбинациях он произносил и писал на протяжении всей своей карьеры – а она у него такая длинная и успешная, что, рассказывая о ней, трудно не сорваться на язык советских производственных очерков: мол, в его трудовой книжке – единственная запись (о приеме на работу в Радиокомитет СССР), датированная 13 августа 1946 года. СССР давно нет, Радиокомитета тоже нет, а он как сидел, так и сидит в своем кабинете на последнем этаже радиоцентра на Пятницкой и, как и шестьдесят лет назад, обличает Америку – теми же словами, что и шестьдесят лет назад. Валентин Сергеевич Зорин, суперзвезда советского телевидения и главный советский антиамериканист.

«Антиамериканист» – неуклюжее слово, и Зорин тоже вздрагивает, когда слышит его:

– Когда в какой-то газете написали, что я антиамериканист – молодой какой-то автор, бойкий очень, – я отправил в редакцию письмо, ни строчки не написал, только фотографию в конверт вложил. На фотографии мы с президентом Никсоном стоим, обнявшись, и улыбаемся во весь рот. Стал бы президент Америки обниматься с врагом своей страны? Конечно, не стал бы.

Последний раз в Америке он был пять лет назад. Рассказывает – шел по Мэдисон-авеню, и там его догнал какой-то пожилой гражданин: «Послушайте, вы Зорин?» Да, говорю, Зорин. «Как здорово, что я вас встретил, знаете, когда я жил у нас, дома, – он так и сказал: „у нас, дома“! – я вас очень сильно ругал за то, что вы на Америку клевещете. Теперь я живу здесь и вас, таки-да, снова сильно ругаю – теперь за то, что вы об Америке слишком мягко рассказывали. Знал бы я, какая здесь жизнь, ни за что бы не уехал!»