– Что?

– Дрался. Я дрался.

– Ты дрался? – повторяет Гриер.

– Нет закона, запрещающего драться.

Один из парней, с которыми я дрался в доках, – сын помощника генерального прокурора. Он заявил, что если все мы участвуем в боях по собственной воле, то не делаем ничего плохого. Желание врезать кому-нибудь по роже не является уголовно наказуемым правонарушением.

Но, похоже, это может быть доказательством того, что человек склонен к насилию и, возможно, способен на убийство.

– И не было никаких обменов деньгами? Я разговаривал с Франклином Дойтмейером, также известным как Толстый Дьюс, и он утверждает, что Истон Ройал делает ставки на футбольные матчи. Скажешь, он никогда не ставил на твои бои? – Гриер не дожидается моей лжи. – Мы допрашивали Джастина Марковитца, и он говорит, что там все время крутились деньги.

У меня складывается ощущение, что ему не нужны мои ответы, и я оказываюсь прав, потому что Гриер подается вперед, чтобы высказать заключительный довод, который отправит меня в тюрьму.

– Ты дерешься за деньги. Ты дерешься, потому что тебе это нравится. Ты без всяких на то причин отправил в больницу парня…

В этот раз я перебиваю его.

– Он оскорбил мою маму.

– Как и Ричмонд, которому ты сломал нос сегодня? Он тоже оскорбил твою маму?

– Да, – натянуто отвечаю я.

– А Брук? И она оскорбила твою маму?

– Что ты несешь? – рявкает мой отец.

– У твоего сына взрывной характер, вот что! – огрызается Гриер. – Достаточно дыхнуть на могилу его умершей матери…

Папа морщится.

– …и он теряет контроль. – Гриер бросает ручку на стол и пристально смотрит на меня. – Окружной прокурор прямо-таки зациклен на этом деле. Не знаю, почему. У них до хрена нераскрытых преступлений, убийств среди наркоторговцев, букмекеров типа Толстого Дьюса, которые забирают деньги у детей, но им нравится это дело, как и все, кто в нем замешан. Наши частные детективы копнули поглубже и прояснили кое-какие слухи о том, что у Дины О’Халлоран, судя по всему, была связь с окружным прокурором Пэтом Марольтом.

Папа ругается.

– Черт подери!

Веревка на моей шее затягивается все туже.

– Полиция будет допрашивать твоих одноклассников, всех до единого. Если у тебя были проблемы хоть с одним из них, лучше рассказать мне об этом прямо сейчас.

– Ты считаешься одним из лучших адвокатов штата, – раздраженно говорит папа.

– А ты просишь меня сотворить чудо, – так же раздраженно отвечает ему Гриер.

– Нет, – вмешиваюсь я. – Мы просим вас выяснить правду. Пусть я и не против получить удар в челюсть, но мне не хочется попасть в тюрьму за то, чего я не делал. Я еще тот засранец, но я никогда не поднимал руку на женщин и уж чертовски точно ни одну не убивал.

Папа встает рядом со мной и кладет ладонь мне на плечо.

– Ты выиграешь это дело, Гриер. Мне все равно, чем ты там еще занят. Все это не имеет никакого значения до тех пор, пока с Рида не будут сняты все подозрения.

Подразумевается: «А не то пеняй на себя».

Губы Гриера сжимаются в тонкую линию, но он не пытается возражать. Вместо этого он поднимается из-за стола, складывает все свои бумаги и говорит:

– Мне пора работать.

– Что мы должны делать, пока продолжается расследование? – провожая Гриера до дверей, спрашивает папа.

Я же словно приклеился к стулу и думаю только о том, как моя жизнь превратилась в этот ад. Я смотрю на свои руки. Это я убил ее? Может, мне приснилось, что я уходил из пентхауса? Может, я страдаю необъяснимыми провалами в памяти?

– Сделайте вид, что все хорошо, ведите себя как обычно, а ты притворяйся, что невиновен.