– Конечно, смогу, – радостно согласилась она. – Свяжусь со знакомыми, сделаю запросы. Только это не завтра, естественно, будет.

– Я не тороплю тебя. Как сделаешь, так сделаешь. А я бы за работу тебе заплатил.

– Спятил? – недовольно вытаращила она глаза.

– Почему? Тебе же нужны деньги. Работа должна быть оплачена.

– Дэн, перестань. Учитывая, сколько ты делаешь для нас, я на тебя до конца своих дней бесплатно работать должна.

– Кстати, насчет работы…

– Нет пока никакой работы. Лето – мертвый сезон. Я иностранка, да еще с двумя детьми. Мне ужасно неудобно обременять твоих родителей.

– Думаю, маме только в радость.

Она покачала головой и тихо буркнула:

– Если до конца сентября так и не найду работу, то уеду к родителям в Канаду. Не могу быть приживалкой, совесть не позволяет. К тому же я все равно безумно боюсь Югендамт. Мне иногда кажется, что они следят за мной и ждут момента, чтобы я оступилась.

– Есть хорошая квартира в пригороде Берлина. На тот район полномочия местного Югендамта не распространяются. Но, Мари, тут тебя защитят мои родители, а там ты опять будешь одна…

– Хм, – усмехнулась она. – Что сделают твои родители, когда к нам в дверь будет ломиться вооруженный отряд полиции?

– Ничего… – вздохнул я, понимая, что она абсолютно права. – Но перебиваться случайными заработками – не дело. Может, ко мне на студию пойдешь? Давай…

– А Тиль? Нет, Дэн, прости, не могу. Я сейчас в таком состоянии, что вцеплюсь ему в рожу без лишних вопросов. Мы тут с мамой в прошлые выходные ездили в супермаркет за продуктами, и я там парня увидела. Со спины – вылитый Тиль. Знаешь, какая у меня была первая мысль? – Я отрицательно мотнул головой. – Что ж я ногти-то подстригла? Хотелось прям налететь и разбить морду. Я не могу… Так меня переклинило… Мама смотрит, а меня трясет, я с места не могу сдвинуться.

Я обнял ее и погладил по спине:

– Все будет хорошо, Мари. Это все пройдет. Ты просто на него слишком сильно обижена. – Взял ее лицо в ладони и осторожно вытер слезинки. – Не трать на него силы. Сколько ты с ним носилась? Сколько угождала нашей звезде? Сколько под него подстраивалась? Сколько его прощала? И сейчас прости. От всей души прости и пусть убирается.

– Я не могу пока. Слишком больно. – Слезы заскользили по щекам.

– Ну вот, – улыбнулся, тиская ее, как ребенка. – Я испортил тебе настроение.

– Невозможно испортить то, чего нет. Пойдем, скоро дети проснутся, а у меня с собой нет еды, – она поднялась.

Я посмотрел на небо и улыбнулся, раскинув руки в стороны:

– Посмотри, какой красивый мир. Посмотри, как он радуется тебе и улыбается. Ты счастливый человек, Мари. У тебя есть дети, семья, друзья, которые тебя любят. У тебя есть крыша над головой, и мама заставляет тебя есть. А вот голодающие дети Африки… А ну-ка немедленно изобрази на лице счастье! Помнишь, как ты мне заявила, что «для того, чтобы любить большие, надо иметь большой»?

Мари моментально вспыхнула красным, губы сжались, сдерживая улыбку.

– И еще так при всех сантиметром потрясла! Я готов был сквозь землю провалиться!

– Ты мне это будешь всю жизнь вспоминать? – Она протянула мне руку.

– Я просто хочу, чтобы ты улыбалась. – Я ухватился за нее и тоже встал. Мари задумчиво посмотрела куда-то в сторону и передернула плечами:

– Я такой дурой была.

– Ты была самой клёвой девчонкой на свете. Ты была самой лучшей из всех, кого я знал до тебя! – Накрыл ее ладонь второй рукой.

– Была? – обидчиво выпятила губку.

– Есть, – улыбнулся я.

Мари кокетливо хлопнула ресничками и зашагала вперед. Так-то лучше. Я осмотрелся. Купил ей мороженое у ближайшей лоточницы. Мари удивленно приняла его. Я забрал у нее коляску, чтобы ей было удобно есть. Мари расцвела, как ребенок, на которого мама наконец-то обратила внимание.