«Кому после водки нужно английское пиво?»

Энтони Берджесс написал не только «Заводной апельсин», но и много других романов, в том числе о великом императоре. Называется он «Наполеоновская симфония», и вышеприведенные строки как раз оттуда.

«Водка» – это Толстой, а «английское пиво» – то, чем не хотел называться Берджесс. Его роман – «комический», и он за «тысячу верст от Толстойграда». Слова Берджесса. Очень, очень по-английски. С иронией и амбициями.

…У британцев, наверное, самое непростое отношение к Наполеону. В начале XIX века он был чудовищем, которым пугали детей. «Злобный карлик Бони!» Они его боялись, хоть и не признавались в этом. Оттого остро шутили. Потом очень долго «не замечали». Что-то вроде традиционной спеси.

По большому счету Наполеон прочно поселился в английской литературе только в ХХ веке. Но правил без исключений не бывает. На мой взгляд, есть как минимум трое британцев, чей вклад в создание «литературного Наполеона» или огромный, или очень значительный. Вот они.

…До того как в Северном море нашли нефть, Шотландия была богата только героями. Так принято считать, для образности. Красиво, но… Не совсем честно. Шотландия подарила миру выдающихся писателей и поэтов, именно здесь родился столь почитаемый и поныне жанр, как исторический роман.

Другим странам и одного Вальтера Скотта хватило бы, а у Шотландии есть еще и Роберт Стивенсон. Суровые пейзажи способствуют развитию воображения. Хотя, признаюсь честно, то, что Вальтер Скотт не только писатель, но и историк, я узнал, а главное, понял довольно поздно, уже будучи студентом.

А когда стал преподавателем, читал студентам курс историографии. И, пользуясь служебным положением, посвящал Вальтеру Скотту отдельную лекцию. Куда-то она делась, но, может, оно и к лучшему. Я не то чтобы открывал для себя Скотта заново, но точно посмотрел на его творчество под другим углом зрения – не преподавателя, а специалиста по наполеоновской эпохе.

Ведь Вальтер Скотт написал одну из первых биографий Наполеона – в 1827 году, всего через несколько лет после смерти императора. Она имела шумный успех, и слово «шумный» здесь как нельзя к месту. Бывший адъютант Наполеона Гурго всерьез обсуждал возможную дуэль со знаменитым писателем. Обошлось без кровопролития, но за их «газетной войной» с интересом наблюдала вся Европа.

«Страсти по Скотту» не закончились. Ладно Гурго – у него имелись причины обижаться на шотландца. Но зачем прекрасный американский писатель Марк Твен затеял нечто вроде «крестового похода» против Вальтера Скотта, мне до сих пор не очень понятно. Однако именно это он и сделал!

Гурго не понравилось только то, что Скотт написал про императора и про него лично, а вот Марк Твен ополчился на все сразу. Он не просто палил по шотландцу из всех орудий, он предпринял самое страшное из всего, что может произойти с писателем. Твен надсмехался – а что может быть страшнее? – над Вальтером Скоттом, пародировал его. А ведь, как сказал один из самых остроумных авторов в мировой литературе, «никакой бог и никакая религия не могут пережить насмешки. Ни церковь, ни аристократия, ни монархия, ни любой другой обман не могут встретиться лицом к лицу с насмешкой и продолжать после этого свое существование».

Впрочем, самого Скотта едкость американца задеть уже не могла, свои «нападки» Твен начал уже после смерти «создателя исторического романа». Но мертвого – не жалел.

«Вальтерскоттовская отрава», «путаный и небрежный язык» «безжизненные подделки», «безмятежный разлив бессмысленного красноречия» и так далее и тому подобное. Героев Скотта Твен называл «бескровными манекенами», а его замыслы – «убожеством».