Совершенно ясно, что пехота в огневом отношении является в первую очередь оружием оборонительным. Она обладает самым скорострельным и самым настильным огнем. Артиллерия всеми видами своего вооружения в огневом отношении является орудием наступления значительно более сильным, чем пехота. Даже пушка значительно легче может бороться с мертвыми целями противника, загоняя стрелков на дно окопов, чем пулемет или винтовка. Но вместе с тем пушка не дает полного эффекта разрушительного огня, какого требует наступление. Этому требованию в полной мере отвечает гаубица. В то время как пушка могущественна против живых, подвижных целей противника, гаубица для этих задач приспособлена слабее. Зато для подавления обороняющегося, для разрушения его материальной и моральной силы она является первым незаменимым орудием. Таким образом, в среде артиллерийских образцов вооружения пушка имеет оборонительный уклон, гаубица – наступательный. Вот почему наступающая пехота так любит гаубицу и так настоятельно требует ее огня при своем продвижении»[61].
Преимущество советской дивизии в пушечном вооружении было более ценно в условиях встречного боя. В советской дивизии было больше средств борьбы с подвижными целями – танками, бронемашинами, автомобилями, мотоциклами. А укрепленные сооружения, зарывшаяся в землю пехота, против которых немецкие пехотные орудия и минометы действовали бы лучше пушек, в условиях встречного боя встречаются достаточно редко. Кроме того, встречный бой подвижных соединений проходит зачастую с открытыми флангами. Наличие большего количества артиллерии с дальностью стрельбы свыше 5 км в советской дивизии позволяло организовать плотный заградительный артиллерийский огонь на глубину до 10 километров с целью воспрепятствовать обходу флангов. Немецкие пехотные орудия и минометы в силу своей малой дальности стрельбы (а пехотные орудия и низкой скорострельности) для организации заградительного огня были приспособлены гораздо слабее. У немецкого 150-мм пехотного орудия при встречном бое подвижных соединений вообще не было достойных целей – оно было предназначено для разрушения полевых фортификационных сооружений.
Организационная структура получившейся советской дивизии была весьма логичной. В обороне два мотострелковых полка могли составлять сковывающую группу, а противотанковый полк – ударную группу (в терминах полевого устава РККА). Насыщение мотострелковых полков тяжелым вооружением было нецелесообразным – удерживать местность они могли и без этого. При бое с механизированными частями противника основной удар, как правило, наносился по одному из мотострелковых полков. Этот полк мог быть тут же усилен противотанковым полком, при этом связка мотострелковый полк плюс противотанковый полк по силе превышала два пехотных полка моторизованной дивизии Вермахта. В условиях большей подвижности моторизованных частей по сравнению с обычными стрелковыми/пехотными частями было принято логичное решение о концентрации ударной мощи в одном подразделении дивизии, которое могло быть оперативно переброшено на угрожаемый участок. При вводе моторизованной дивизии в прорыв и при марше в ожидании встречного боя противотанковый полк мог располагаться в авангарде марша. Согласно проекту полевого устава РККА (ПУ-39) при марше в предвидении встречного боя «в авангард назначается такое количество артиллерии, в том числе и дальнобойной, которое в состоянии пробить ему дорогу, поразить колонны противника на походе, сковать их развертывание и поддержать вступление в бой своих главных сил. В зависимости от условий обстановки авангарду может быть придано до половины всей артиллерии колонны». Артиллерия противотанкового полка вполне могла выполнить указанные задачи. Ни одно подразделение моторизованной дивизии Вермахта (кроме разведывательного батальона) не было специально приспособлено для ведения боя в авангарде колонны.