А мы все равно увлеклись. Чувствовали себя достаточно взрослыми, чтобы делать то, что делают взрослые и достаточно влюблёнными, чтобы верить, что это правильно.

Я любила Стаса так сильно, что не заметила, когда начала терять.

Сначала появились друзья, с которыми мне было не интересно, и он проводил с ними время без меня. Потом в этой компании оказались девчонки с параллельных классов, которые теперь кокетливо здоровались с ним в школьном коридоре. Я только улыбалась и чувствовала гордость, что мой парень нравился другим, но был всецело моим. Постепенно мы перестали быть лучшими друзьями, перестали разговаривать обо всем на свете и делиться каждой своей мыслью. Мы перестали целоваться на каждой улице по пути к дому и проводить вечера вдвоем. Но я верила ему. Верила до последнего.

Да и разве могло быть иначе? Мы росли вместе, перешагнули первый взрослый рубеж вместе, планировали совместное будущее.

Бывало, он не звонил мне все выходные, а в понедельник с утра встречал меня у подъезда и жадно целовал, пока мама не начинала кричать из окна, что мы опоздаем в школу. В такие моменты я считала себя очень мудрой, что не истерю, как другие девчонки, а даю ему время "подышать" без меня. Потому что он успевал соскучиться. Бывало, он накручивал мой длинный русый локон на палец во время какой-нибудь жутко важной контрольной и шептал ужасные непристойности, вгоняя меня в краску, а потом исчезал на пару вечеров, так и не исполнив обещанного.

Мы готовились к поступлению в институт, ходили на совместные подготовительные занятия, а я все больше понимала, что делаю это только ради него. Это же наш план: не расставаться никогда. Даже, если туристический менеджмент — это совсем не мое.

Школа закончилась, а вместе с ней выцвели и стекла в моих розовых очках.

Помню, как во время выпускного ко мне хороводом подходили девчонки, еще недавно дарившие многозначительные улыбки Стасу на переменках, а теперь смеющиеся мне в лицо, потому что я такая "лохушка". Одна за другой они стучали каблучками по стёклам упавших очков, оставляя глубокие трещины, пока не разбили их: "мы с ним встречались целый месяц", "что мы творили на заднем ряду кинотеатра...", "он говорил, откуда у него засос на плече?'.

Была ли это хорошо продуманная операция по моему унижению или просто месть парню, который в итоге их бросил, я так и не узнала. Потому что в тот же вечер собрала вещи, купила билет на автобус до Москвы и уехала. Гостила по разным добрым людям с сайта каучсерфига, подавала документы в разные вузы, особо ни на что не надеясь, и не поднимала трубку, когда звонили из дома.

На вступительных в одном из институтов встретилась с Майей, еще более бестолковой, чем я, но которой родители сняли квартиру на время поступления. Так я обрела свою самую верную подругу, с которой мы прошли огонь, воду, общежитие и первую безработицу после института.

И впервые вернуться домой я смогла только четыре года спустя. Приехала на каникулы повидать семью, а встретилась за одним столом со Стасом, обнимающим мою младшую сестру. Этот удар я так и не пережила.

— Распечатайте к совещанию, — вырывает меня из волны воспоминаний коротенький мужичок в роговой оправе.

— Что?

— На почту прислал, — морщится он. — Три файлика. Распечатайте.

— Минутку, — отзываюсь я.

Всё-таки работа — это хорошо. Она помогает абстрагироваться и сосредоточиться на настоящем, а не застрять в бесконечной рефлексии прошлого. Голод тоже хорошая мотивация к работе. А еще месть, да.

И я не то, чтобы сильно кровожадная, но руки чешутся отыграться на одном кудрявом изменщике. За нас за всех.