Она опустила голову.

– Помню.

– Тогда почему? Почему ты сейчас заговорила об этом?

– Потому что ты стараешься, Эхо. Ты наконец-то пришла на ланч. Общалась с людьми. Впервые с десятого класса я увидела, что ты пытаешься… и мне страшно, что ты опять вернешься в свою раковину. – Девушка повернулась ко мне лицом. – И пусть Ной что-то увидел – только ты сама не отступай. Пошли со мной завтра на вечеринку Майкла Блэра.

Она совсем с ума сошла?

– Ни за что.

– Ну-у пошли, – заныла Лила. – Завтра же твой день рождения! Мы должны отпраздновать.

– Нет. – Я бы вообще предпочла забыть о существовании этого дня. Мама с Эйрисом всегда устраивали мне настоящий праздник. Без них…

Лила хлопнула в ладоши и подперла ими подбородок.

– Пожалуйста? Пожа-а-алуйста? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста? Согласись сделать по-моему, а если не сработает, то, клянусь, я никогда больше не подниму эту тему. Кстати, я говорила тебе, что подслушала, как Эшли говорила твоему отцу о том, что хочет, чтобы вы поужинали в ресторане? Пафосном. И меню из пяти блюд. Одно маленькое «да», и я избавлю тебя от этого.

«Ужин Проклятых» по пятницам и без того внушал мне ужас. «Ужин Проклятых» в публичном месте – это просто бесчеловечно. Я сделала еще один глубокий вдох. Лила пережила со мной все: мамино безумие, развод родителей, смерть Эйриса, а теперь и это. Пока она не знает, но вскоре подруга получит свой подарок на день рождения.

– Ладно.

Она взвизгнула и захлопала в ладоши. А затем описала свои планы на следующий вечер одним очень длинным предложением.

Возможно, Лила и Грейс были правы, и моя жизнь может вернуться к норме. Я могу прятать свои шрамы и ходить на вечеринки, не привлекая особого внимания.

Ной никому не рассказал и, вероятно, уже не станет этого делать.

Кроме того, до выпускного осталось всего четыре месяца, а после него я смогу носить перчатки каждый день до конца своих дней.

С моего последнего посещения этой тоскливой комнаты в офисе социального обеспечения прошло двадцать восемь тревожных дней. Клоуны и слоники, нарисованные на стенах, должны были вызывать радость и позитивные эмоции, но чем больше я на них смотрел, тем более зловещими они выглядели. Я сидел на холодном раскладном стуле и держал в руках два упакованных подарка. Психовал ужасно. Мне не нужны были напоминания о том, как распалась наша семья. Когда-то младшие братишки были моей тенью и целовали землю, по которой я ходил. Теперь я сомневался, помнит ли Тайлер нашу фамилию.

Я напрягся, как тигр в клетке, готовый к прыжку. Лучше бы соцработникам привести братьев до того, как мои нервы не выдержат. По какой-то причине я вспомнил Эхо, как она качала ногой взад-вперед. Должно быть, она нервничала еще сильнее меня.

В голове раздался голос матери: «Ты всегда должен выглядеть презентабельно. Важно произвести хорошее впечатление».

Я побрился, чего обычно не делал каждый день. Мама с папой возненавидели бы мою теперешнюю прическу или малейший признак щетины на лице. Помня о предпочтениях матери, я всегда стригся достаточно коротко, но из чувства самосохранения отрастил челку, чтобы люди не видели моих глаз.

Дверь открылась, и я моментально вскочил на ноги. В комнату вбежал Джейкоб и врезался в меня. Он уже доставал мне почти до груди. Я бросил коробки на стол, присел на корточки и крепко обнял мальчика. Мое сердце дрогнуло. Господи, как же он вырос!

Мой социальный работник, грузная негритянка лет пятидесяти, замерла в дверном проеме.

– Помни, никаких личных вопросов об их приемных родителях. Я буду по другую сторону зеркальной стены.