– А ты неплохо водишь! Уверенно.

Ехали мы уже довольно долго, перетянутая пауза будто расслабляла нервы. Но от неожиданной похвалы у меня сразу руки затряслись. Как если бы я экзамен сдавал, и от вывода инструктора зависело буквально все. Я поднял правую руку и почесал волосы над виском, чтобы скрыть дрожь и заодно стряхнуть ее. Однако ответил предельно спокойно:

– Три года постоянно на колесах, – услышал, как это прозвучало, и зачем-то пояснил: – Не на тех колесах, о которых ты подумала, я про машину.

– Я ни про какие другие и не подумала, а вот теперь начала! Ты все цветное жрешь или только самое вкусное?

– Всякое случалось.

– И сейчас под кайфом? – испугалась она запоздало. – Тогда лучше высади, я жить хочу!

– Нет, я уже давно чист аки младенец.

Она вроде успокоилась и решила сыронизировать:

– Постарел или поумнел?

Не представляю, на кой хер я все это на нее вываливал. Вероятно, уже давно следовало на кого-то вывалить, а тут благодарные уши под рыжими волосами:

– Надоело. В смысле, надоело постоянно быть не собой. В один момент понял, что я уже и не помню, кто я и зачем.

Она рассмеялась беззаботно, как если бы я в какой-то полной ерунде признался:

– Ну, на эти вопросы никто толком ответить не может, даже те, кто наркоты в глаза не видел!

– Допустим, что так, – я задумался. – Но заодно родных и друзей пожалел. Им-то зачем страдать, если мне приспичило пострадать?

– Если бы это работало, то зависимостей не существовало бы вовсе! Ты все придумываешь, Май.

– Что именно придумываю?

– Я же у тебя в голове не была! Но придумываешь какие-то псевдо-отговорки, чтобы случайно глубже не копнуть.

Я немного разочаровался в собеседнице:

– А-а, понял, ты из тех людей, кто начитался популярной психологии и возомнил себя умницей? А на самом деле ничегошеньки не понимаешь?

– Угадал.

Мы ехали по узким улицам неспешно – здесь в дневное время спешить и не получится. Зато разглядывали здания и вывески. Вернее, Октябрина разглядывала и привлекала своими восторгами мое внимание:

– О, ничего себе, ты видел, что этот дом отреставрировали? Красиво! Это какое-то старое строение, ему чуть ли не сотня лет!

– Не видел, – я бросил взгляд на светло-коричневое здание. – Действительно, симпатично.

– И почему сейчас так не строят? – она возмущалась, но тем же восторженным голосом. – Красиво же – эти арки с лепкой, полукруглые окошки, и у каждого дома будто свой характер. А сейчас стекло, стекло и кривые стены! Вон, глянь, впереди торговый центр, ни одной прямой линии!

– Потому что это тоже симпатично, – улыбнулся я. – И через сто лет, когда его отреставрируют, тоже будут восхищаться. В этом и есть смысл – хвалить то, что сделано давно, и ругать все, что сделано сейчас. На этом каждое новое поколение держится.

– О-о, точно! – согласилась Октябрина. – С этой стороны я не думала. И правда, симпатично! Но что ж криво-то так?..

– Ты где-то учишься или работаешь? – я вспомнил, что вообще ничего о ней не успел выяснить.

– Поступила на бухгалтера, родители говорят, что с такой профессией не пропадешь. Но понимаю, что это не мое. А на самом деле я мечтаю стать моделью.

– Ты – моделью? – я безудержно расхохотался.

Она обиделась – насупилась, руки на груди сложила:

– А что такого? Я худая!

Никто не мог бы это оспорить:

– Это да, даже немного слишком. Зато ростом не вышла. Хотя… знаешь, в фотомодели и коротышек берут. А лицо у тебя – как это называют профессионалы? – фактурное? Или наоборот, нефактурное… короче, такое, которое под любой показ подходит.

– Имеешь в виду, что на нем нарисовать можно что угодно?