– До трёх считать разучился?

– А это ты у него сам спроси. Могу соединить.

Разговаривать с Мамолиным свирепый стартовик не пожелал.

– Чёрт-те что! – в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.

– Хорошо… – неожиданно и как бы про себя произнёс Царапин.

– А чего хорошего? – повернулся к нему лейтенант.

– Хорошо, что не война, – спокойно пояснил тот.

В накалённом работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас утюжили с воздуха… Но каков Царапин! Выходит, всё это время он ждал, когда на его толстый загривок рухнет «минитмен».

– Типун тебе на язык! – пробормотал Акимушкин.

Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или всё-таки две?

– Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, – сказал Царапин.

– Мне тоже, – сквозь зубы ответил Акимушкин.

«Вот это и называется – реальная боевая обстановка, – мрачно подумал он. – Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет – поступай как знаешь!..»

Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.

– Ну что ещё у тебя?

– Товарищ лейтенант, – очнувшись, сказал Царапин, – полигон помните?

– Допустим. – Акимушкин насторожился.

– А ведь там легче было…

– Что ты хочешь сказать?

– Помех не поставили, – со странной интонацией произнёс Царапин. – Противоракетного манёвра не применили. Скорость держали постоянную…

– Отставить! – в сильном волнении крикнул Акимушкин. – Отставить, Царапин! – и дальше, понизив голос чуть ли не до шёпота: – Ты что, смеёшься? Лайнер – это всегда одиночная крупная цель! А тут – три машины строем! Да ещё на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше ещё раз связаться со штабом.

Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук – это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.

– Вот они, соколики! – зловеще сказал он.

– Это не из прикрытия, – положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьём: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.

Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошёл по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивлённо-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.

Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.

– Ну? – сказал он. – В чём дело, воин?

– Товарыш лытенант, – с трепетом обратился воин, – а вы йих збылы?

– Збылы, – холодно сказал Акимушкин. – Царапин, что это такое?

– Это рядовой Левша, – как бы извиняясь, объяснил Царапин. – Левша, ты там из прикрытия никого не видел?

– Ни, – испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком – узкоплечий фитиль под метр девяносто. – Як грохнуло, як грохнуло!.. – в упоении завёл он. – Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?

– Послушайте, воин! – сказал Акимушкин. – Вы что, первый день служите?

Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.