– Но-но, – пресек крамолу режиссер. – Согласно Конституции, выборы главы государства у нас открытые, тайные и прямые. И о престолонаследии в главном документе вообще ничего не сказано!

В углу, над барной стойкой, бубнил телевизор. Бармен лениво щелкал пультом и, пробежавшись по каналам, остановился на новостийной программе конкурирующей «кнопки».

На экране появилась вполне официозная картинка: Северный Кавказ, армейские учения. Несколько десятков танков в противокумулятивной броне с угрюмым урчанием ползли на позиции условного противника. Снаряды неукоснительно поражали цели с первых же выстрелов. Крупный план зафиксировал картинно мужественного генерала, припавшего к стереотрубам. Оторвавшись от оптики, он взглянул в камеру и, выпятив грудь на манер маршала Жукова, выдохнул длинную фразу про высочайшую боеготовность вверенного ему округа.

– Генерал-лейтенант Николай Муравьев, – прокомментировал оператор. – Два года назад хотел у меня камеру разбить. Пьяный был.

– Он или ты? – осведомился режиссер.

– Я на работе не пью! – обиделся Виталик.

– ...многие века великая Россия сплачивала вокруг себя соседские народности, – вещал Муравьев. – И теперь, в трудные времена, единство армии и народа...

– ...что-то по-умняку зарядил, – скривилась Белкина.

– Да, – вздохнул режиссер. – Непонятно только, кто и зачем его раскручивает в СМИ...

– Может, просто так? – Виталик подозвал официантку, чтобы заказать еще бутыль спиртного.

– У нас в Останкино никогда ничего просто так не делается! – справедливо напомнила Тамара.

Следующий сюжет и вовсе поверг съемочную группу «Резонанса» в уныние. На этот раз героем новостийного репортажа стал скандально известный Артур Карташов. Стоя у ворот Генеральной Прокуратуры на Большой Дмитровке, он комментировал амнистию своих боевиков, объявленную совершенно неожиданно сегодня утром.

– Таким образом, диктатура закона в России действительно существует, – резюмировал Карташов. – А это все потому, что преступный правящий режим боится народного гнева!

– Каковы ваши ближайшие политические планы? – вежливо поинтересовалась корреспондентка.

– Вернуться к политической деятельности. И притом – к самой активной, – Карташов кивнул в сторону пикета сторонников, стоявших на тротуаре с портретами Сталина, Мао, Берии и Че Гевары. – Преступный режим сам толкает нас к этому. К сожалению, инородцы и иноверцы медленно и неотвратимо захватывают в России власть. Это – ползучий переворот. Россия – для русских!

– Д-да... – снова вздохнул режиссер. – «Россия для русских» – это гражданская война и кровавый распад Федерации... Интересно, а почему это его боевиков так неожиданно амнистировали? Не просто же так!

И лишь Виталик не принимал участия в общем диспуте. Сидя за столом, он то и дело крутил головой в поисках официантки – предыдущая бутыль водки закончилась, а выпить хотелось. Острое состояние недопитости окончательно овладело оператором. Он зажмурился, чтобы не видеть опостылевшую телевизионную картинку, а когда открыл глаза, перед ним стоял мужчина с подчеркнуто невыразительной внешностью. И хотя оператор видел его лишь несколько раз, он все-таки признал в нем офицера Центра общественных связей ФСО.

– А я вас в Останкино ищу, – улыбнулся офицер. – Вы что – телефоны поотключали?

– Что-то случилась? – Тамара действительно отключила мобильник, потому как очень не любила, когда официальные лица тревожили ее в неофициальное время.

– Случилось, – с доброй чекистской усмешкой подтвердил гость. – С вещами на выход!

– То есть? – режиссер тревожно приподнялся из-за стола.