— Тебе необходимо проходить социальную службу в этом учреждении. Вне зависимости от твоего желания, Дамла, — он говорил со мной так, словно я заартачившийся ребенок.

— С чего ты взял, что они возьмут меня обратно после того, что случилось? Они думают, что я воровка! — когда я сердилась на мужчину, то неосознанно переходила на «ты».

Иногда мне казалось, что у Низами серьёзные проблемы с памятью. Как он может требовать, чтобы я вернулась сюда?!

— Проходи, — сказал он и открыл передо мной входную дверь, пропуская вперед.

Его способность игнорировать мои вопросы выводила меня из себя. Я сцепила зубы, дабы не высказать ему это вслух.

Я поднималась по лестнице на второй этаж и не представляла, как смогу здесь находиться. Меня и раньше не особо жаловали. А после произошедшего наверняка будут плеваться в мою сторону, пряча свои сумки и кошельки подальше.

Мы подошли к кабинету заведующей, около которого столпились работники. Они заметили нас и расступились. Когда я оказалась у открытой двери, то заметила внутри полицейских и плачущую медсестру, обвинившую меня в краже.

— А вот и пострадавшая, — заметив меня, произнес один из офицеров.

Я не сразу поняла, что он имеет ввиду меня, но мужчина продолжил:

— Ну что, госпожа Озаки, будете подавать судебный иск за клевету на Эмелию Тахмаси?

Я плохо соображала, что происходит. Посмотрела на Рустама, который стоял рядом со мной, затем снова на Эмелию. Она лила слезы и повторяла:

— Нет-нет, я не могу. Не могу потерять работу.

— При желании вы можете привлечь к ответственности администрацию этого учреждения, — игнорируя её, офицер вновь обратился ко мне, а потом перевел строгий взгляд на заведующую и сказал: — Вы тоже ответственны за случившееся. В первую очередь вам необходимо было проверить запись с камер, а уже потом выдвигать обвинение.

Он повернул ноутбук, который был перед ним, в мою сторону. Я увидела на экране Эмелию со своим кошельком в руках. Она стояла возле моего рюкзака.

— Да, я виновата, — утвердительно кивнула заведующая. — Мы так давно не просматривали записи, что я и не вспомнила о камерах.

— Пусть госпожа Озаки решает, как поступить. Она имеет полное право заявить на вас.

Заведующая побледнела после слов офицера.

— Простите, Дамла, мы обвинили вас, не разобравшись во всем. Но кто же знал, на что способна Эмелия? — она покачала головой. — Подкинуть кошелек в чужую сумку, а потом поднять шумиху и обвинить невиновного в краже…

Меня повергло в шок от осознания происходящего. Я не видела в комнате для персонала камер и до сих пор была уверена, что они установлены только в коридорах. За спиной слышались оханье и шушуканье работников.

— Что вы все тут собрались, приступайте к своим обязанностям! — сердито произнесла заведующая.

— Почему вы так поступили? Какой у вас мотив? — обратился офицер к Эмелии.

— Это женщина плохо обращалась с одной из подопечных, а Дамла стала свидетелем этого, — произнес Рустам, взяв инициативу в свои руки. — Вот и вся причина. Мы не станем подавать в суд только при одном условии, если ее уволят по статье. Таких нельзя допускать до работы с уязвимыми людьми.

После его слов и этого «мы» – впала в ступор. Я смотрела на Рустама и не могла поверить, что он защищает меня. Что не так с этим человеком? Казалось, что мой мозг сейчас раскрошится.

— А таких, как она, можно? — зло произнесла медсестра, вскочив на ноги. — Она сидела в тюрьме за убий…

Женщина не успела договорить. Она встретилась с холодным взглядом Рустама и замолчала. Я прикрыла глаза. По моей спине прокатился озноб. Я ни на секунду не забывала, кто я такая и что сделала. Но слышать об этом от кого-то постороннего в присутствии Рустама было невыносимо больно.