Довольно быстро Колька вспорол все яйца, что находились в змеином чреве, а сам начал чистить мамашу.

От антрацитовой шкурки надо было целиком отделить мышечный слой, все мясные крошки и кусочки, снять все дочиста, иначе галстук протухнет.

Его еще надо было обработать мукой, квасцами, наждаком счистить тонкую подкожную пленку, доверить нежную работу эту ножу было нельзя – лезвие может оставить порез, – затем снова обработать мукой, кожица должна быть мягкой, не поддаваться ни плесени, ни гниению, не то изделие прокиснет, превратится в неведомо что, поэтому Колька трудился особенно усердно.

Работой он увлекся и совсем не заметил, как выпотрошенными червяками, быстро обсохшими на солнце, заинтересовались куры.

Пока куры размышляли, пытаясь понять, что это такое, на передний план вылезли курята – весенний выводок, который к осени, к сентябрю уже здорово подрастал, курята были бойкие, горластые, длинноногие, всегда голодные; увидев вполне аппетитных мясистых червяков, расправились с ними так стремительно, что взрослые куры сказать им ничего не успели, лишь глазами молча хлопали, удивлялись, как шустрые детишки расправляются с неведомым кормом… А если этот товар был приготовлен для выставки?

Удивительная штука – только что были червяки, шевелились, обсыхая на солнце, – и вдруг не стало их.

Дело нарисовалось нешуточное, и куры начали волноваться, квохтать и расквохтались не на шутку – а вдруг курятам будет плохо, копытца откинут, глаза закатят, – в общем, устроили маевку, желая видеть ветеринара.

Вместо ветеринара на встревоженный куриный клекот вышла бабушка Серафима Степановна, натянула на нос старенькие очки в потрескавшейся оправе и недоуменно уставилась на кур: чего надо?

Неведомо, что они ей сказали, только бабуля, сморщившись, словно печеное яблоко, подозрительно покосилась на внука.

– Ты ничем их таким… – она демонстративно помяла пальцами воздух, – догадливая все-таки была бабушка Сима, – ничем их не кормил?

– А чем я мог их кормить? – Колька недоуменно уставился на нее, потом вспомнил, что он же не только выскреб змею изнутри, но и вылущил ее, вскрыл все яйца до единого… Только не думал он, что курята окажутся такими смышлеными и проворными и смолотят змеиный выводок, как обычных червяков с огуречной грядки. Ничего от выводка не осталось.

Тут бабушка Сима присоединила свой голос к куриному хору. Куры, поняв, что дело принимает еще более серьезный оборот, чем они думали, также начали поносить Кольку на все лады. Серафима Степановна горестно прижала передник к глазам:

– Подохнут ведь цыплята… Может, их зарубить? Но они же еще ничего не нагуляли, рано рубить – у них только кожа да кости…Даже супа не сваришь. Может, обойдется, Коль? – Она с надеждой посмотрела на внука. – А?..

– Обойдется, – уверенно молвил Колька, – вот увидишь, бабунь.

– Чего они хоть съели-то?

Колька показал шкурку, которую обрабатывал.

– Да вот… Из этой требухи я приплод выковырнул – штук пятнадцать змеек было. Не заметил, как курята их склевали. Виноват, бабунь, проворонил.

– Подохнут куры. Ведь змеята-то – ядовитые.

– Да яду у них, невылупившихся – на один чих. Даже комара убить не смогут, скорее комар сам убьет их. И съест…

– Ох, Колька!

А курята тем временем носились по двору, сытые и довольные, будто у хмурого петуха, главы всего куриного семейства, отняли пару денежек и купили себе мешок кормовой пшеницы – дела пошли, в общем, в гору. Подыхать они совсем не собирались, наоборот, были такие бодрые, что ночью теперь вряд ли уснут.

Колька был прав, детеныши еще не были ядовитыми, не успели ими стать, бабушка Серафима Степановна таким исходом была довольна. А курята ее, склевав неведомых червяков, за какую-то неделю сделались размером со своих мамаш, а отдельные особи даже больше мамаш – имелось в змеином мясе чего-то такое, что готово было превращать лилипутов в гулливеров.