На восемьдесят втором году жизни я познал больше, чем когда-либо знал раньше, и знаю меньше, чем мне было открыто, когда я был ребёнком. Я попрощался с концепцией спокойствия ума. Всё несётся слишком беспокойно, слишком стремительно, чтобы в неё вписаться. В 1970-х годах я сидел на лекции в Институте К.Г. Юнга в Цюрихе. Там я впервые услышал вопрос, который когда-то мог родиться только в таком незаурядном уме, каким обладал Юнг. Куда, интересовался он, отправились боги после того, как покинули Олимп? Ведь если они боги, то по определению бессмертны. Где же сегодня Зевс, Гера, Афродита, Арес, Аполлон, Артемида и вся остальная блистательная компания? Юнг предполагал, что энергия, которая некогда освещала и одухотворяла эти имена, должна была давно утечь от них прочь. Таким образом, нам следует признать, что «боги» суть «энергия», а не антропоморфные существа, взирающие свысока на нашу потрёпанную планету. Согласно ходу рассуждений Юнга, далее они вошли в солнечное сплетение современности, где, покинутые и никому не нужные, стали загнивать и превратились в болезни, терзающие наш век и нашего брата.

В тот момент я понял, какой теме посвящу свою дипломную работу в Цюрихе: поиску того места, куда утекла эта извечная энергия. Примерно тогда же я читал «Сонеты к Орфею» Рильке на немецком. В одном из них герой описывает то, что остаётся после исчезновения Аполлона – nur ein Spur, то есть лишь след. Пришедшая мне в голову метафора «поиска следа» богов показалась какой-то нерешительной и неточной – так появилось название «В поисках божественной обители», под которым позже я издал полноценную книгу. Проследив, в каком аспекте человеческой жизни эта энергия проявляется сегодня, мы поймём, куда нужно направить сознание и вместе с ним ответственность.

Как я писал в книге «Жизнь между мирами»: «Боги ушли и оставили нас наедине с самими собой, но ничего хорошего из этого не получилось. Мы старательно совершенствуемся в отрицании, убеждённо отстаиваем наши заблуждения, хватаемся за тысячи отвлекающих, отупляющих, затягивающих и соблазнительных идей, думая, что они спасут, но в итоге остаёмся одинокими, покинутыми и исполненными безнадёжной тоски»[2].

Таким образом, мой сборник эссе посвящён отслеживанию движений духовного мира через материальные формы. Этот проект вдохновлён глубинной психологией, и он призван принести обновлённую энергию, импульс, озарение, чтобы расширить наши горизонты. Я надеюсь, что мои эссе в какой-то степени подтолкнут вас понаблюдать, как эта энергия проявляется в вашей жизни.

Джеймс Холлис, доктор философии Вашингтон, 2021 год

Сопротивление всегда соизмеримо с тревогой, которую вызывает новый вызов или испытание. Внутри каждого из нас бушует гражданская война, и обычно защитные инстинкты сразу же пугаются грандиозности задач, которые ставит перед нами жизнь. Кроме того, нас часто с головой накрывает скептическое отношение к своим внутренним ресурсам, необходимым для прохождения испытания, а также врождённое отвращение к преодолению трудностей. Эти столкновения, конфликты внешнего и внутреннего мира, разрешаются только в том случае, если мы приходим к необходимости изменить своё отношение, поставить более рискованную, но вместе с тем тщательно обдуманную цель и регулярно, каждый день стараться сместить баланс от регресса к прогрессу.

Когда психотерапевты беседуют друг с другом или разбирают случаи с супервизором, они часто ломают голову над удивительным парадоксом: клиенты обращаются к ним за помощью, потому что хотят перемен в жизни, и при этом всеми силами сопротивляются этим переменам. Всем известно, что сопротивление и страх – прямо пропорциональные величины. Юнг отмечал, что уже на первый сеанс его клиенты приходили с примерным представлением о том, какие проблемы и задачи их ждут впереди. Он утверждал, что психотерапевт должен постоянно задаваться вопросом: какой ответственности этому человеку помогает избежать его образ жизни? Многие полагают, что психотерапевт обладает какой-то магической силой, которую он развил в результате успешного разрешения подобных затруднительных вопросов в своей жизни или которую открыли в нём некие мистические приёмы и практики, освоенные во время профессиональной подготовки. Несколько лет назад в книге «Сотворение жизни» я написал, что очень немногие пришли бы на терапию, и из них ещё меньше людей стали бы её продолжать, если бы этический кодекс психотерапевта предписывал придерживаться в рекламе своих услуг принципов честности.