Андрей скрипнул зубами. Озлобленность меняет людей, превращает из покорных кошечек в мегер…

– А в остальном нормально, – сказал Борька. – Капитализм загнивает, но мы это не чувствуем. Крутимся, как можем. В центре Выжинска вроде чище стало, дома новые лепят. Отгрохали поселок для богатых в Вешняках. Должностные лица процветают и воруют – как везде. Сотовая связь работает, Интернет провели, парочку улиц заасфальтировали. В Егорьевском заповеднике, – кивнул Борька на лес через реку, – давно повывели приличных работников, одни шестерки остались. Приглашают «полезных» людей, организуют им охоту в комфортных условиях – не все зверье там еще вымерло. Недавно принимали целого заместителя краевого губернатора: косуль подогнали под прицел, шашлычок под коньячок, девочек. Попутно выпрашивали бабла для района – ну, то есть для себя… – Борька криво усмехнулся. – В районном руководстве, возможно, не все такие психопаты, как Бурмистров, но жуки знатные, выгоду не упустят. Нынче Дорохов за главного, он девять лет назад работал директором прииска «Савельевское», совмещал с депутатством в райсовете. А теперь вон вырос…

– Я слышал, снова в Егорьевском гостей принимают, – опасливо покосился на заповедник Игнат. – Не чиновники, не менты, а самые настоящие представители криминального мира. Венька Шлюзов шепнул – он участковым на «Гвоздярне» работает. Дескать, приезжают двое со свитой – поохотиться, отдохнуть, о делах своих скорбных покалякать. Один – из местных воров в законе, другой – с Урала. Вроде проблемы у них: китайская мафия с наглыми славянскими мордами захватывает города и веси…

– Разные слухи гуляют, – отмахнулся Борис. – Косточки перемывают всем подряд, врут, как на трибуне. Обычное дело: в большом городе можно много увидеть, а в маленьком – больше услышать…

– Да и шут с ними, – поморщился Андрей. – Сами-то как?

– Холост, беден, глуп – живу своим умом, – остроумно отчитался Борька. – Я тут типа секс-символа, все меня имеют. Пытался бизнесом заняться, даже «газельку» подкупил – прогорел. Шоферил в администрации, так снова незадача: аккумулятор коротнул, провода оплавились, шмальнуло так, что господин Березкин, тутошний народный избранник, еле выпрыгнуть успел, а потом за мной по оврагам с дрыном гонялся…

– А его помощник это дело на сотовый заснял, – хихикнула Галка. – Весь поселок потом пластом лежал. Теперь он сторож в универмаге, жалеет страшно. Спустило колесо фортуны. Мечтает найти полную инкассаторскую сумку.

– А мне вот почему-то не смешно, – обиделся Борька. – Ты тоже, Галка, не процветаешь же?

– Почему? Я довольна жизнью, – насупилась Галка. – Считаю, что Выжинск ничем не уступает Акапулько… Один раз в год, когда сады цветут. Центр мироздания, скоро станет самым комфортным местом для проживания. У меня есть дом, отличная работа в бухгалтерской конторе – за восемнадцать тыщ целковых. Имеется молодой человек, справивший на днях свой 49-летний юбилей. Мы собираемся воссоединить наши дома. Он приехал в наш район полтора года назад, работает в уголовном розыске…

– Где? – поперхнулся Андрей.

– А я что, машинально перешла на португальский? – удивилась Галка. – И не надо в панике озираться, сегодня засады не будет. Он работает допоздна, особенно в свете вчерашних событий, и вообще он хороший человек. Да и я не последняя курва. В общем, все у меня хорошо…

– И мама у тебя Клавдия Шиффер, – подколол Борька.

Друзья рассмеялись. Хохма была изъезжена вдоль и поперек. Клавдия Генриховна Шиффер была дочерью немецкого переселенца из Энгельса, при бракосочетании наотрез отказалась менять фамилию (и дочь ее не стала Тишкиной) и до выхода на пенсию в семьдесят лет работала директором школы, где математику преподавала Тамара Александровна Островская. Женщина была порядочная, оттого Тамара Александровна и не подверглась гонениям, когда ее сыну влепили «подколодную весть».