– Мистер Фаррел, – бросила она как могла небрежнее, – не хотите выпить что-нибудь?

Удивленный Мэтт повернулся и, немного поколебавшись, кивнул:

– Скотч с водой, пожалуйста.

Мередит посигналила официанту, немедленно оказавшемуся рядом:

– Джимми, принесите мистеру Фаррелу скотч с водой.

Посмотрев на Фаррела, девушка обнаружила, что тот, недоуменно хмурясь, изучает ее: взгляд блуждал по лицу, груди и талии, потом снова поднялся к глазам, словно он подозревал ее в чем-то и хотел понять, почему Мередит пытается завести с ним знакомство.

– Кто был тот человек, который велел вам избавиться от меня? – резко спросил он.

Ей не хотелось зря волновать его, но пришлось сказать правду:

– Мой отец.

– Примите мое глубочайшее и искреннее сочувствие, – торжественно объявил он, и Мередит разразилась громким смехом, потому что никто до сих пор не смел критиковать ее отца, даже косвенно, и, кроме того, она неожиданно почувствовала, что Мэтт Фаррел был мятежником, как она и сама решила отныне стать. Это невольно делало его родственной душой, и она почему-то сравнила Мэтта с храброй дворняжкой, брошенной злобной рукой в стаю надменных чистопородных собак. Девушка решила спасти его.

– Можно пригласить вас на танец? – улыбнулась она Мэтту как старому другу.

Мэтт с веселым изумлением оглядел ее.

– Что заставляет вас думать, принцесса, будто сталелитейщик из Эдмунтона, штат Индиана, умеет танцевать?

– А вы умеете?

– Думаю, справлюсь.

Это определение оказалось явной недооценкой его возможностей, что и поняла Мередит через несколько минут после того, как они вышли потанцевать на террасу под медленную мелодию, которую играл маленький оркестр. Он действительно танцевал неплохо, хотя несколько скованно и старомодно.

– Ну как я справляюсь?

Находясь в блаженном неведении относительно двойного смысла его шутливой оценки, Мередит ответила:

– Пока я могу только сказать, что у вас хорошее чувство ритма и двигаетесь вы легко, а это самое главное. – И, улыбаясь ему, чтобы случайно не обидеть, призналась: – По правде говоря, вам не хватает практики.

– И часто вы рекомендуете практиковаться?

– Не очень. Одной ночи будет достаточно, чтобы выучить новые па.

– Я не знал, что существуют «новые па».

– Существуют, но сначала вам придется поучиться, как вовремя расслабиться.

– Сначала? – повторил Мэтт. – А я все это время находился под впечатлением, что расслабляться нужно потом.

И только сейчас до Мередит дошло, что он имеет в виду. Окинув его спокойным взглядом, девушка, не повышая голоса, спросила:

– Мы говорим о танцах, мистер Фаррел?

В голосе девушки слышался явный упрек, и Мэтт это понял. Несколько секунд он с неподдельным интересом изучал ее лицо, словно оценивая вновь, и кажется, мнение его о новой знакомой начало резко меняться.

Глаза Мэтта были не светло-голубыми, как думала Мередит, а удивительного металлически-серого цвета, и волосы оказались не черными, а темно-каштановыми.

Запоздало объясняя причину скованности движений, Мэтт сказал:

– Несколько недель назад я порвал связку на правой ноге.

– Прошу прощения, – извинилась Мередит за то, что так неосторожно пригласила его на танец. – Очень больно?

Удивительная белозубая улыбка вновь сверкнула на темном лице.

– Только когда танцую.

Мередит весело рассмеялась и почувствовала, как собственные тревоги начинают таять. Они оставались на террасе достаточно долго, чтобы потанцевать еще, и на этот раз говорили лишь на такие общие темы, как плохая музыка и хорошая погода. Когда они вернулись в салон, Джимми принес виски. И Мередит внезапно пришла в голову коварная идея, вызванная неприязнью к Джонатану и сочувствием к Мэтту.