На следующее утро Фенвик отвез Лайзу домой, а Мередит спустилась в столовую, где отец ожидал ее за накрытым столом, читая газету. В обычный день она с любопытством расспросила бы его, чем кончилось вчерашнее совещание, но сегодня на уме у девушки было совсем другое.

Усевшись на место, она поздоровалась и начала сложную игру, пока внимание отца было приковано к газете.

– Разве не ты всегда говорил, что хорошее образование жизненно важно? – спросила Мередит и, когда отец рассеянно кивнул, продолжала: – И не ты ли считаешь, что городские школы сильно перегружены и уровень обучения в них не слишком высок?

– Да, – ответил Филип, снова кивнув.

– И не ты ли как-то обмолвился, что семья Бенкрофтов вот уже много лет делает пожертвования Бенсонхерсту?

– Угу, – пробурчал отец, переворачивая страницу.

– Послушай, – объяснила Мередит, стараясь сдерживать нарастающее возбуждение, – в школе есть одна ученица – чудесная девочка из набожной семьи. Она очень умна и талантлива. Хочет стать дизайнером по интерьерам, но приходится поступать в Киммерлинг, потому что родителям не на что послать ее в приличную школу. Разве это не позор?

– Мм, – согласился Филип, хмурясь при виде статьи о Ричарде Дейли: демократы не входили в число его любимцев.

– Правда ведь, это настоящая трагедия, когда такой талант, и ум, и честолюбие… все пропадает зря…

Отец поднял глаза от газеты и с неожиданным вниманием начал рассматривать дочь. В сорок два года он выглядел привлекательным, элегантным мужчиной с резковатыми манерами, пронизывающими голубыми глазами и каштановыми, седеющими на висках волосами.

– И что ты предлагаешь, Мередит?

– Стипендию. Если Бенсонхерст не пожелает выделить ей стипендию, может, ты попросишь их воспользоваться деньгами, которые фонд для этого предназначил?

– И я также должен указать, что стипендия предназначается специально для девушки, о которой ты упомянула, не так ли?

Он придавал словам Мередит такое значение, словно та предлагала нечто крайне неэтичное, но она уже знала, что отец считал нужным использовать могущество и связи, когда и где только возможно, поскольку это служит его целям. Он тысячу раз утверждал, что именно для этого и существует власть.

Мередит медленно кивнула, улыбаясь глазами:

– Да.

– Понимаю.

– Ты никогда не найдешь человека, более заслуживающего этой стипендии, – взволнованно настаивала дочь. – И, – добавила Мередит, словно по вдохновению, – если мы ничего не сделаем для Лайзы, она, возможно, закончит пособием по безработице.

Социальное обеспечение было предметом, вызывающим крайне отрицательную реакцию отца. Мередит отчаянно хотелось рассказать ему побольше о Лайзе, о том, как много значит для нее эта дружба, но какое-то шестое чувство предостерегало не делать этого. В прошлом отец так чрезмерно опекал ее, что ни один ребенок не удовлетворял его стандартам и не был достоин стать постоянным компаньоном дочери по играм. Он скорее посчитает, что Лайза достойна получить стипендию, чем позволит ей стать подругой Мередит.

– Ты напоминаешь мне бабушку Бенкрофт, – задумчиво протянул он наконец. – Она часто проявляла подобный интерес к достойным, но менее удачливым особам.

Угрызения совести на миг болью отозвались в сердце Мередит, поскольку мотивы ее ходатайства за Лайзу были столь же эгоистичны, сколь и благородны, но следующие слова заставили Мередит обо всем забыть:

– Позвони завтра моей секретарше. Дай ей сведения об этой девушке и попроси напомнить мне позвонить в Бенсонхерст.

Последующие три недели Мередит ждала, сгорая от нетерпения, боясь признаться Лайзе в своих замыслах, потому что не хотела заранее разочаровывать подругу, но в то же время не могла поверить, что администрация Бенсонхерста может отказать отцу. Наступили времена, когда американских девушек посылали в Швейцарию и Францию, а не только в Вермонт, и уж точно не в Бенсонхерст с его холодными каменными дортуарами, по которым гуляли сквозняки, с чрезмерно строгими правилами и жестким расписанием. Конечно, школа уже не так переполнена, как раньше, следовательно, они не рискуют оскорбить важного попечителя.