Они лежали в обнимку, пытаясь перевести дыхание. Сил оторваться друг от друга и сходить в душ просто не было. Панкрат курил прямо в кровати. А Света, прикрыв веки, нежилась в его жарких объятиях.

— Почему в прокуратуру пошла? – неожиданно спросил Панкрат, водя пальцем по ее оголенной груди. – Могла бы по стопам отца…

— Ловить вашу братию – одно дело. А ты попробуй вас еще и засадить, – Света втянула воздух сквозь зубы, сладко выгибаясь от его прикосновений. – Вы же всем платите, чтобы на свободе остаться. Слишком много виновных спокойно гуляют по улицам.

— Решила изменить систему, красивая?

— Нет, просто люблю свою работу. Преступники должны сидеть в тюрьме. Если нарушил закон, будь добр – ответь за это.

— В адвокатуре больше платят. Могла бы жить нормально, – резонно он, разглядывая обшарпанные обои в углу комнаты. Да, по ее маленькой квартирке ремонт давно лил горючие слезы. Но это был ее дом, который она бы не променяла ни на какие хоромы!

— Мы здесь все вместе жили. Папа, мама и я. Ютились в одной комнатушке. До смерти мамы. А потом, когда я в институт поступила, папа переехал на дачу. А мне эту квартиру оставил. Это мой дом. Я всю жизнь в нем прожила, – прикусила губу и добавила: – Не все покупается, Ваня. А на сделку с совестью я не пойду. У меня не тот характер.

— У каждого есть своя цена, Светик, – цинично заявил Панкрат.

— Ваня, завтра утром… я возьму самоотвод. Радуйся, ты победил.

Его рука, блуждающая по ее телу, резко остановилась. Он повернулся к ней, зло уставился и зашипел:

— Ты че несешь, красивая?!

— Я не могу быть прокурором по твоему делу. Пусть твой Леонид Кириллович заявит судье о преследовании со стороны семьи Михеевых. Я не стану возражать. С уликами по делу, тебе любой прокурор предъявит обвинения.

Панкрат скривился и громко выматерился.

— Есть проблема, Светик. Тебя не снимут. Я узнавал.

— Если я возьму самоотвод, то…

— Тебе не разрешат, – отрезал он, подскочил как ужаленный, и натянул брюки.

— Что?! Это еще почему?!

— Потому что не тех людей я убил, Света, – Панкрат резко опустился на кровать к ней спиной и провел пальцами по своей макушке. – Мне никто не разрешал их трогать. Более того, громко запретили. Ты ошиблась в выводах, красивая. Деды на меня сейчас злятся за своеволие. И самое безопасное для меня сейчас место – это решетки. Руки у них, конечно, длинные. Но пока я в СИЗО, есть шанс выжить. Сейчас на зону мне нельзя. Быстро на пику поставят.

— Ты шутишь?

— Нет, конечно. Пока я плачу охране сумасшедшие бабки, то сижу в отдельной камере. А мои люди ежедневно к дедам на поклон ходят, чтобы меня ненароком не пырнули заточкой. Как думаешь, откуда у тебя видео со мной появилось? Вовремя так! Со всеми подробностями. Меня деды подставили.

— Зачем же ты тогда их убил?

— А ты сейчас как прокурор спрашиваешь или как моя женщина?

— Я попробую договориться о твоей охране. Ты можешь выступить против них, Панкрат. Мы обеспечим тебе защиту и…

— Не смеши, красивая! Че вы там можете?! – рассмеялся Панкрат. – Да и не стукач я, Светик. И, несмотря на то, что мне от тебя крышу сносит и в космос подбрасывает, я тебе, красивая, ни хрена не скажу, – он склонился над ней и впился в жестком коротком поцелуе ей в губы. – Так что быть тебе, Светик, моим прокурором. Леня против тебя – пацан в памперсах. Я ж тебя в суде видел. А судье пригрозили, если он меня отпустит, ему кранты.

— То есть… меня на это дело назначили, потому что…

— Взяток не берешь. Все знают, что ты, как отец… принципиальная! А значит, меня точно упечешь. А на зоне меня встретят со всей, как говорится, любовью. По моим данным малява туда уже дошла.