Договорить Годогосту не дали; Ратибор схватил его за шиворот, поднял, а затем, аки напроказившего щенка, не там напрудившего лужицу, сильно встряхнул, заставив звонко клацнуть зубами.

– Вот что, бормотулик, сейчас сам себе перевяжешь зад из подручных тряпок, кои сорвёшь с кого-нибудь из разбросанных рядом мертвяков, а после поковыляешь со всей возможной скоростью к вашей норе! Той самой, где высокородного юнца держите, – Ратибор не спрашивал, он говорил, как будет, и спорить с ним у ночного лиходея желания не было никакого. – И молись, чтоб с сынишкой Годислава всё было в порядке! Иначе, исходя кровавыми соплями, ты вскоре станешь умолять меня скормить тебя серым каркушам. При этом со всеми удобствами восседая на берёзовом колышке. Уяснил, кусок ослиного навоза?

– Уяснил, – тихо пискнул себе в бороду Годогост. – Почапали! Тут, как я и балакал, недалече…

Лежбище разбойников, располагавшееся возле небольшого лесного родничка, являло собой с десяток неказистых деревянных хижин, топорно обмазанных с внешней и внутренней сторон дёрном, серой глиной да покрытых сверху ельником. Примитивные постройки были одной, конусообразной формы, но разного размера. Пара-другая самых крупных хибарок могли вместить в себя, навскидку, семь-восемь человек. Если, конечно, ужаться по максимуму. Также в селении имелись примитивная кладовка с нужником да нечто наподобие кухни, представлявшее собой обложенное булыжниками костровище, располагавшееся в центре обители лиходеев. Вокруг очага стояло несколько обветшалых, грубо сработанных лавок да три убогих, кривых стола, не иначе, лишь благодаря чуду ещё не развалившихся. Оградки никакой у разбойничьего становища не имелось, не говоря уже о дозорных вышках. Караульных по периметру также не наблюдалось. Вопиющая беспечность, на пару с неслыханным разгильдяйством царили в берлоге Ночного Братства. Очевидно, головотяпы никого и ничего не боялись, похоже, считая, что ценный пленник способен уберечь их от любых напастей.

Время близилось к обеду. Рядом с тлеющими угольками очага хлопотал по хозяйству дородный малый с каштановой бородой до пупа, лет тридцати пяти на вид, степенно переворачивая вертел с коптящимся на нём, практически уже готовым, добрым румяным кабанчиком. Однако оставшиеся в селении лихие люди подгребать к столам и лавкам явно не торопились; гурьбой они застыли недалеко от места трапезы, с открытыми ртами огорошенно слушая лысого коротышку, того самого, что первым дал дёру с недавнего поля брани на Хвойном тракте. Низколобый головорез юркой ланью примчался к соратникам и, толком не отдышавшись, вдохновенно, с жаром принялся вещать ошеломлённым слушателям о том, как неудачно они сегодня сходили на разбойничий промысел.

– Да обожди, Завид, хорош тараторить! – недоверчиво прервал рассказ малорослика один из бандитов, пузатый черноволосый молодец под два метра ростом, тридцати четырёх лет от роду. – То есть ты хочешь сказать, что этот Ратибор разметал в одну харю ваши два с половиной червонца?! Брешешь, поди! Я, конечно, слыхал о рыжем медведе, но почитал за выдумку все енти байки!.. Ты ещё выдай, что он в шатуна обернулся прям пред вами, ха-ха! Как шепчут беззубые, поехавшие котелком бабульки на завалинке, он может!..

Стоявшие вокруг разбойники неуверенно заулыбались, не до конца уяснив сами для себя, стоит ли им верить всем тем невероятным россказням про рыжебородого богатыря, кои порой долетали до них с людской молвой.

– Смейся, смейся, Дражко! – между тем нервно огрызнулся покрасневший от гнева плешивый Завид. – Не приведи Велес тебе с ним тропками не разойтись, хы! Ибо, убеждён, Ратибор в таком случае уже из тебя беззубую старушку слепит, аки бабу снежную! Ежели, конечно, переживёшь сию встречу!.. Но по итогу в любом случае тогда уже мой черёд ржать станется!..