– Френсис, дорогая, пожалуйста, присядь. Я должен тебе кое-что сказать.

– Ты не передумал? – В глазах ее мелькнула тревога… и решимость добиться своего.

– Нет. Но ты присядь. Вопрос очень серьезный.

Арчер наблюдал, как она садится, скрещивает руки на груди, в недоумении вскидывает на него глаза.

– Френсис, – он продолжал стоять, – я не знаю, с чего начать. Своим звонком ты опередила меня. Я все равно хотел повидаться с тобой. Задать несколько вопросов. Ты не обязана отвечать на них, потому что вопросы эти помогут скорее мне, чем тебе… – Он покачал головой. – Нет, я начну снова. Изложу тебе факты, а потом, если захочешь, скажешь мне, что ты обо всем этом думаешь…

– Тебе как-то не по себе, – заметила Френсис. – Может, присядешь?

– Если ты не возражаешь, я лучше постою. – Арчер медленно прошелся по комнате. – Значит так… В четверг вечером О’Нил сказал мне, что я должен уволить из программы несколько человек. – Арчер отвел глаза от Френсис. – В том числе и тебя. – Он взглянул на картину над камином. Две или три головы, налезающие друг на друга, множество носов и глаз, все лиловое и черное, со зловещими красными мазками. – Меня попросили уволить тебя, потому что есть мнение, будто ты коммунистка. – Арчер смотрел на картину. – Мне сказали, что не следует называть тебе истинную причину, что я должен отказаться от твоих услуг под любым благовидным предлогом.

– Но ты этого не делаешь, – сухо заметила Френсис.

– Нет. Я так не могу.

– Естественно, не можешь, – донеслось с дивана.

Арчер повернулся к Френсис. Она допивала шоколадное молоко. И, редкий случай, на ее лице не отражалось никаких эмоций.

– Ты пришел, чтобы сказать, что я уволена? – спросила она, ставя стакан на кофейный столик.

– Нет. Я получил от агентства две недели.

– На что?

– На удовлетворение собственного любопытства. – Арчер сухо улыбнулся. – Для проведения расследования.

– И что же ты расследуешь?

– Главным образом пытаюсь разобраться с собой. – Вновь улыбка. – Впрочем, тебя это уже не касается. Ты все равно уходишь.

– А я думаю, что касается, – холодно ответила Френсис. – Очень даже касается. Кто сказал, что я коммунистка?

– Ты слышала о журнале «Блупринт»?

– Да, – кивнула Френсис. – Лживое фашистское издание.

Арчер вздохнул – не нравились ему ярлыки.

– Я этого не знаю. Не читал.

– Поверь мне на слово. И одного обвинения, выдвинутого этим маленьким вонючим журналом, достаточно, чтобы мне отрубили голову?

– В принципе да. Но тебе ничего не грозит. Статья должна появиться через несколько недель. Ты же уходишь в театр, на радио больше не появишься, так что они скорее всего тебя и не упомянут.

– Удачное совпадение, не так ли? – радостно воскликнула Френсис. – Для всех. Они упомянули кого-то еще?

– Да.

– Кого?

– С твоего разрешения имен я называть не стану. Пока.

– Ты собираешься их уволить? – спросила Френсис.

– Еще не знаю. – Арчер прохаживался вдоль стеллажей с книгами. – Агентство требует.

– А другим тоже предложили роль в театре? Или этот вопрос ты оставишь без ответа?

– Нет. – Арчер начал злиться на Френсис, потому что говорила она обвиняющим тоном, превращая его в злодея. – Им ролей точно не дадут.

– Значит, ты пришел сюда только для того, чтобы сказать, что меня вышвыривают? – Голос Френсис дрожал от гнева. – Ты соблаговолил подняться на четвертый этаж, хотя твоему старенькому сердцу противопоказаны такие нагрузки, чтобы сообщить мне эту радостную весть?

– Ты ко мне несправедлива. – Арчер чувствовал, что Френсис старается побольнее уколоть его.

– Тогда зачем ты пришел?