Разве может мне привидеться под лсд что-то подобное? Ведь мир – иллюзия, а лсд – лишнее тому подтверждение. Я могу воздвигнуть город прямо на этом месте, могу превратиться в рыбу и уплыть вниз по течению, все что угодно – достаточно только захотеть. Но я не хотела ничего менять. Пейзаж вокруг меня был совершенен. Разве может быть что-то красивее реки, леса, горы и солнечного неба? Только ржавый мост мне здесь не нравился, но это мост Рэбая, поэтому он тоже должен быть здесь.

Я, как завороженная, не отрываясь смотрела на воду и продолжала думать. Я заметила, что деревья по обе стороны реки – очень высокие, небо тоже было невероятно высоким, как в моем сне. И река очень напоминала ту самую реку. Лсд действовало на меня все больше и больше. И тогда я поняла, что слышу музыку и голос Бьорк. All is full of love играла в моей голове невероятно четко. Какое-то время я наслаждалась этой песней, потом переключила ее на Human behaviour, затем мне захотелось поделиться наблюдениями со своим другом. Я повернулась к нему, он сидел на берегу в двух метрах от меня. Не помню, что я ему сказала и не помню, что он сказал в ответ, но мы просто не поняли друг друга, совсем. Тогда мы засмеялись и перестали пытаться поговорить. Я повернулась в сторону Рэбая и увидела, что он уже разжег костер и развел вокруг какую-то кипучую деятельность с овощами и котелком, а рядом на земле были постелены два шелковых шарфа, синий и зеленый, и я поняла, что это для нас. (Все эти вещи, видимо, были взяты у той блондинки-хиппи с хорошим английским). Тито сидел на корточках рядом с костром и чистил морковку. Окинув все это взглядом, я вдруг остановилась на самом Рэбае и неожиданно поняла, что он выглядит совершенно не так, как раньше. Первое – на нем почти не было одежды, только закатанные выше колен синие джинсы, и его дреды были замотаны на голове, образуя высокий тюрбан. Второе – он не был черным. Не смотря на то, что эта мысль показалась мне самой абсурдной, его кожа действительно имела совсем другой цвет. Скорее красный, чем черный. Он был индейцем, совершенно точно. И третье – на его груди я увидела яркую большую татуировку (на теле Рэбая вообще было очень много татуировок, но эта была, несомненно, главной) – на ней был изображен человек в военной форме, напоминающей одежду красноармейцев и белых офицеров одновременно. Этот человек вызвал во мне большой интерес.

Я встала и пошла к Рэбаю, села на зеленую подстилку, спиной к реке и лицом к Рэбаю, и спросила его:

– В тебе же есть что-то от индейцев, правда?

Он посмотрел на меня хитро, и его глаза блеснули, и с удовольствием ответил:

– Мой отец был индейцем.

Я смотрела на него и видела индейца, который чувствует себя комфортно босиком и полуголым на берегу реки, в отличие от меня – человека, который всю свою жизнь прожил в пыльных городах, и здесь, на природе, я чувствовала себя лишней. Как этот ржавый мост над моей головой.

Человек – лишний в этом мире. Мир совершенен, человек делает его несовершенным. Когда мне было года четыре, я спросила маму:

– Зачем Бог создал тараканов?

Конечно, она не смогла мне ответить и даже понять смысл моего вопроса, но все было очень просто: я исходила из того, что этот мир создан Богом, следовательно он должен быть совершенным, а наличие тараканов мне казалось странным, они не вписывались в мою картину совершенного мира, в котором, как мне думалось, я нахожусь. С течением времени я поняла, что люди – это и есть те самые тараканы, которые все портят. Зачем в таком случае мы были созданы?