Так я познакомилась с Джери. После выступления один седой длинноволосый старик с маленькой (чуть больше еврейской кипы) трехцветной растаманской шапочкой на голове, с которым я разговаривала (выражая свой восторг от музыки), вдруг схватил меня за руку и потащил куда-то.

– Это мой брат Джери, – сказал он, подведя меня к человеку, который только что вышел из випа обратно в зал. На нем был ослепительно-голубой пиджак поверх желтой майки и белая огромная растаманская шапка на голове, из-за которой он казался гораздо выше, чем есть на самом деле. Белая аккуратная борода обрамляло его лицо, темно-коричневое, и большие глаза, которые показались мне фиолетовыми, смотрели на меня очень внимательно.

Мы пожали руки и я сказало что-то искренне о том, что никогда раньше не слышала this kind of music и что I never dance, but this time I couldn't stop myself. Я не хотела навязываться и вернулась к своему другу (который сидел на диванчике недалеко), но Джери, к моему удивлению, пошел за мной и сел рядом, нелепый старичок с длинными седыми волосами – тоже. В этот момент мы с моим другом больше всего на свете хотели травы, которой у нас не было, и вдруг, не говоря ни слова, Джери вытащил из кармана приличный кусочек марихуаны и положил в ладонь моему другу, встал, откуда-то из ниоткуда достал железячку и начал постукивать по ней другой железкой в такт музыке, нарезая круги по залу.

– Ну как тебе? – спросил мой друг, – пиздато они играют? А ты обратила внимание на басиста?

– Нет, я смотрела только на Джери.

– Зря. Другие тоже охуенные, но Джери конечно… это не обсуждается… без него они бы все потерялись…

– Без него это была бы совсем другая музыка… А ведь это он с тобой поздоровался?

– Да.

Наш разговор, который никто вокруг не мог понять, прервал все тот же растаманский старичок, спросивший меня, как по-русски будет "любовь", а потом (после того как не смог выговорить) вскочил и вытащил ошеломленную девушку (белую) из толпы, и посадив ее рядом со мной, начал заяснять, что мы все одной крови, что быть раста – это не обязательно значит быть черным, что он черный, а я белая, но разве это имеет значение? И тут он неожиданно снял свою шапочку и надел мне на голову.

Из толпы появился Рэбай, наступая всем на ноги и расплескивая красное вино из бокала, он шел к нам. Со стороны он выглядел очень пьяным или обгашенным.

– Нет, он не такой уж обдолбанный, каким притворяется, – заметил мой друг.

Рэбай, похоже, был удивлен, найдя нас в компании своих знакомых.

– Прямо для тебя, – сказал он, увидев на мне растаманскую шапочку.

– You look like a real hippy, – добавил мой друг. Он в этот момент разминал траву в ладони.

– I'll make you a joint, – сказал Рэбай. Через минуту он протянул ему абсолютно совершенный, идеальный, мастерский косяк.

Как только мы его закурили, вдруг какой-то черный говнорэппер взял микрофон и начал говорить вступительную речь перед песней, которую он хотел исполнить: что-то про женщин, про матерей и т.д, в духе восьмого марта. Рэбай, которому, видно, стало скучновато, направился к нему и, встав в первом ряду зрителей, начал громко кричать:

– Pussy! Pussy!

Выступление никому не интересного чувака было сорвано, и похоже все шло к драке. Музыка была выключена. Толпа заволновалась. К Рэбаю уже направлялся огромный охранник.

Позже мой друг рассказал мне, что заметил, как Рэбай схватил пустую бутылку и спрятал ее под пиджак. Но он ее так и не использовал. На следующий день, приехав к нам в гости, он, смеясь, рассказал, что огромному охраннику он на ухо пообещал, что убьет его и всех членов его семьи, если тот до него дотронется. На этом инцидент был исчерпан. Опять заиграла музыка. Американская драка – это та, которая не состоялась.