В то, что документы еще можно найти и вернуть, Погодин не верил. Скорее всего, они уже давно переданы заказчику, так что Олегу Васину остается только посочувствовать и рекомендовать минимизировать возможные последствия. Как? Сам разберется, не маленький.

Единственное, что мешало Андрею набрать номер утреннего гостя и высказать свои рекомендации, было появление в гостинице той странной особы, с которой он столкнулся утром у своего дома, практически сразу после визита Васина. То, что они с дочерью крутятся вокруг него, Погодина, не могло быть простым совпадением. А от ответа на вопрос, вызван ли интерес к его персоне странными событиями в Малодвинске или его корни уходят в более далекое прошлое, зависело слишком много, чтобы не обращать на него внимание.

Всю свою сознательную жизнь Андрей руководствовался правилом при любых неприятностях поворачиваться лицом к волне. Сейчас это означало, что к соседкам стоило приглядеться внимательнее и ни в коем случае их не избегать. Врага нельзя оставлять за спиной, даже потенциального. Именно поэтому после здравого размышления звонить Васину Погодин пока не стал.

Возвращаясь из гостиницы, он от нечего делать вышел на набережную. Это ощущение бесконечности времени для него было новым, и Андрей никак не мог к нему привыкнуть. Вся его прошлая жизнь, сколько он себя помнил, всегда была подчинена жесткому графику и суровой дисциплине. И вот сейчас, когда, проснувшись утром, некуда было спешить, он, пожалуй, впервые в жизни остался наедине с собой… и пока не мог ответить на вопрос, нравится ли ему эта компания.

Жизнь в Малодвинске с ее неспешным течением, местечковыми неурядицами и провинциальными сплетнями казалась безвременьем, в котором он завис, как попавшая в паутину муха. Конечно, он мог в любой момент уехать отсюда, вернуться в Москву и ждать нового назначения там, вот только внутреннее его состояние тоже сильно напоминало безвременье, а это означало, что другой картинкой за окном его не изменишь.

Пока Андрей был в гостинице, прошел короткий, все еще летний, дождь, но сейчас снова выглянуло солнце, и мокрая набережная под его лучами казалась политой маслом. Река, извиваясь, как большая сытая змея, ползла куда-то, перекатывая волны. На ее темной глади то здесь, то там светлели четырехугольные пятна деревянных мостков, с которых женщины здесь испокон веков полоскали белье.

«Полоскалки», как их звали в народе, были таким же неотъемлемым признаком Малодвинска, как расписные алтари и уходящие в небо золотые луковицы соборов. Несмотря на то что за окном разворачивался во всю ширь, шагал во весь рост двадцать первый век, а в большинстве домов давно уже был водопровод, женщины по-прежнему предпочитали в любую погоду ходить на реку полоскать белье и мыть ковры.

Зимой для этого прорубали проруби, над которыми склонялись, встав на колени и опуская в ледяную воду красные, потрескавшиеся, распухшие руки. Летом использовали «полоскалки». Местная власть каждый год выделяла деньги на их обустройство, не рискуя нарушать сложившуюся традицию.

Вот и сейчас на одном из дощатых приспособлений столпились несколько женщин, склонившихся над рекой и увлеченно в ней что-то разглядывающих. Пододеяльник за корягу зацепился, что ли? В движущихся, а потом в одночасье внезапно застывших фигурках чудилась какая-то тревога, поэтому Погодин остановился, приложив ладонь к глазам как козырек. Отчего-то ему вдруг показалось важным понять, что именно они там разглядывали. Спустя мгновение над рекой, разносящей звуки далеко по округе, раздался звонкий, оглушительный женский визг, переходящий в вой и причитания. Погодин помчался туда, отметив краем глаза, что так же поступили еще несколько прохожих.