Хихикаю себе под нос и внезапно, в этот самый момент, сталкиваюсь с кем-то похожим на каменную глыбу.
Меня отбрасывает, и я приземляюсь на пятую точку, вскрикивая от боли.
Документы о зачислении разлетаются в разные стороны и, спохватившись, я начинаю собирать их, ожидая бурных извинений от виновника всего этого недоразумения. Но ничего не слышу.
Ползая по земле и подбирая бумажки, замечаю перед своим носом пару мужских туфель.
Вот ведь гад какой! Нет, чтобы помочь...
Полная возмущения, вскидываю голову вверх и замираю.
Надо мной возвышается здоровый взрослый мужик, одетый во всё чёрное.
У него чёрный волосы, чёрная щетина и чёрные солнцезащитные очки, за которыми не видно глаз.
В ту же секунду внутренне вся съёживаюсь на уровне инстинктов.
Опасность. Он опасный. Тёмный. Закрытый. Я ещё никогда не встречала таких людей.
Энергетика от него исходит отрицательная. Подавляющая. Пугающая.
Неотрывно смотрю в глухие стёкла очков и никак не могу совладать со своими ощущениями.
– Отцу позвони, – по-русски произносит незнакомец, и я улавливаю в интонации его голоса приказ.
– Ч-то? – растерявшись, не сразу понимаю суть обращённых ко мне слов.
– Набери отца, говорю, – раздраженно повторяет. – Доставай мобильник и звони Завражному.
Теряюсь. Потом, спохватившись, выуживаю телефон из кармана куртки, поднимаясь на ноги.
Отец отвечает не сразу. Но когда слышу его сухое: "Привет, дочь", не даю ему говорить дальше, перебивая:
– Пап... Тут человек. Он...
Кидаю вопросительный взгляд на мужчину, не понимая, что от меня требуется. Тот, видя мою заминку, кривит губы и молниеносным движением руки выхватывает у меня мобильник.
– Я на месте, – коротко кидает, затем возвращает мне трубку и отходит в сторону.
– Что происходит? – тихо спрашиваю у отца. – Кто этот тип?
– Твоя охрана, – отвечает невозмутимо. – С сегодняшнего дня он будет везде сопровождать тебя и отвечать за твою безопасность.
– Охрана? – с моих губ срывается нервный смешок. – Зачем мне охрана, пап? Я буду жить в студенческом общежитии и...
– Нет! – резко обрывает. – Никаких общежитий. Ты решила заниматься всей этой заумной херней? Занимайся. Но жить будешь в особняке. Он находится недалеко от твоей этой шараги.
– Пап, какой особняк, ты о чем? – недовольно хмурю брови. – Я хочу жить в общежитии. Мне так удобнее. Всё рядом. Библиотека, кампус...
– А мне срать на твои "хочу"! – гневно рявкает. – Мне надо, чтобы за тобой присматривали двадцать четыре на семь.
– Что значит "двадцать четыре на семь"? – ошарашено переспрашиваю. – Этот мужик будет рядом со мной круглосуточно?
– В правильном направлении мыслишь, – одобрительно отвечает. – У меня трудные времена сейчас. Надо, чтобы рядом с тобой всё время находился профессионал. Пока ты с ним, я спокоен.
Бред! Полнейший! Моему возмущению нет предела!
– Я не буду жить под одной крышей с незнакомым мужиком, ясно? – выпаливаю на эмоциях. – Я поселюсь в общаге!
Никогда так с отцом не разговаривала. Но сейчас я зла. Мне трясёт от гнева.
– Послушай сюда, девочка, – цедит в бешенстве, – Я башляю не хилые бабки за твоё проживание в Штатах. В том, что тебя взяли в эту шарагу, моя заслуга. Бесплатно за бугром тебя учить никто не будет. Поэтому делай так, как тебе велено. Иначе сегодня же полетишь в Москву, чтобы я имел возможность лично присматривать за тобой.
Он замолкает, а я чувствую, как в глазах скапливаются слёзы обиды и злости.
Отец просто не оставляет мне выбора! Чертов манипулятор!
Сбрасываю вызов и невидящим взглядом смотрю вдаль. От моего радужного настроения ничего не осталось. На душе тяжесть и протест.