Затем и председатель Рубанин также был смещен со своего поста. На его место избрали более нейтрального командира линкора «Андрей Первозванный» эсера капитана 2-го ранга Лодыжинского. Центробалту все же удалось устоять, хотя порой перепалки грозили перейти врукопашную.
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «…Огласили регламент. Взялись за повестку дня съезда. Опять споры. Требуют поставить утверждение устава Центробалта вторым вопросом. Невыгодно для нас. Провалят. Пока не устали, да и достаточно не обработаны, ревельцы будут придираться к каждому слову. Пришлось прибегнуть к обману и хитрости, ударить по самолюбию, и особенно ревельцев: как же такой важный вопрос будем решать без А.Ф. Керенского, который обещал приехать на съезд?.. Согласились. Кричат: “Правильно!” Отстояли свое».
Дыбенко откровенно хвалится, как он ловко хитрил и обманывал на съезде своих оппонентов. Какая же здесь большевистская честность и революционная справедливость…
Камнем преткновения стало предложение большевика Николая Маркина утвердить жесткую вертикаль подчинения судовых комитетов Центробалту, которое так и не утвердили. Снова схватились за грудки Рубакин с Дыбенко. Эсер Рубакин всячески поносил и Центробалт, и лично Дыбенко, обвиняя последнего в любовных шашнях с большевичкой Коллонтай и в предательстве общематросских интересов в пользу узко большевистских. Но драку снова удалось предотвратить, а большинством голосов съезд все же высказался за доверие к Центробалту.
Затем обсуждали устав Центробалта. Опять скандалили ревельцы, требуя принятии устава, разработанного штабом флота и комиссарами Временного правительства и ограничивавшего права Центробалта, делая его подчиненным комфлоту. После «бурного заседания» (как гласят документы) «центробалтовцам» удалось отстоять свои права, при 48 голосах против. В принятом уставе значилось, что Центробалт есть высшая инстанция для всех флотских комитетов и высший выборный орган и что «ни один приказ, касающийся жизни флота, исключая чисто оперативной и, связанной с ней технической деятельности, не имеет силы, без одобрения ЦКБФ».
Сам же Центробалт стал отныне подотчетен исключительно съезду моряков Балтийского флота. Таким образом, сепаратизм от центральной власти был оформлен юридически. Но матросы не забыли и о правительстве. Была выбрана делегация, которой поручалось заставить Керенского утвердить устав Центробалта. В нее вошли матросы: Маркин, Соловьев и Бурмистров из Кронштадта, Алексеевский с крейсера «Россия», Коринфский от порта Котка, Штарев от линкора «Севастополь», Марусев от линкора «Республика» и Олич с линкора «Гангут».
Затем на съезде появился управляющий морским министерством Лебедев, который повел себя весьма недальновидно, не оценив ситуации в зале. Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «К концу съезда прибыл Лебедев. Вскочив на трибуну, он, что называется, рвал и метал. Он усиленно подчеркивал, что принятие устава в таком виде означает непризнание правительства. Грозил немилостью А.Ф. Керенского и вынужденным роспуском съезда и Центробалта как вредных учреждений. Язык Лебедева оказался его же врагом. Он явно переборщил. Делегаты окрысились, а их еще больше подзадоривают выступавшие один за другим матросы с «Республики» и «Петропавловска». Как? Нами созванный съезд и избранный Центробалт будет разгонять нами же поставленный у власти министр! Разгонять нас, народных представителей! Нет! Этого моряки не допустят… Рассвирепели матросы. Лебедева исключили из списка почетных председателей съезда. Тут-то мы и перешли в решительное наступление. Предварительно принятый устав был поставлен на окончательное голосование. Приняли его почти единогласно. С этих пор немилость министра А.Ф. Керенского действительно стала витать над головами центробалтовцев. Но съезд целиком одобрил нашу работу и вынес резолюцию, что права Центробалта, выраженные в постановлениях съезда, моряки будут отстаивать в случае надобности силой оружия».