– А икона? Она же теперь потеряна навсегда. На дне ее сто лет искать будут – не найдут.
Отец Алексий неожиданно улыбнулся.
– Если уж она решила объявиться, то объявится.
– Когда? Знать бы.
– Это не в нашей воле. Она сама решит. Нам остается только молиться, чтобы мы сподобились увидеть светлый лик Богородицы. – И неожиданно предложил: – Пойдемте-ка, ребята, со мной. Исповедаю вас. Пойдете?
Они ответили хором:
– Пойдем.
– У меня отпуск через неделю кончается.
– Жалеешь, что не отдохнула как следует?
– Нет. Не жалею. Ни о чем. Это был самый… необыкновенный отпуск в моей жизни.
– Тебя… долго ждать снова?
– Недолго. Как только уволят, сразу на самолет.
Ванечку разбудил соседский петух. Вскочил на забор и дал такого ору, что не проснуться было невозможно.
Ванечка сел на кровати и огляделся. Кажется, тетенька с дяденькой еще спят. Их окна на другую сторону выходят. Наверное, не так слышно.
Он сполз на пол и, надев сандалики, на цыпочках направился к двери. Пока никто не тащит умываться и собираться в детский сад, можно пойти погулять.
Он любил гулять один. Редко, но иногда получалось. Иной раз отправлялся к реке. А когда просто по городу бродил. Смотрел, как люди живут, чего делают. Вспоминал свое прежнее житье, мамку вспоминал. Какой она была, пока не заболела. Правда, в последнее время ее лицо вспоминалось плохо. Только глаза. Светлые и добрые.
Он и не заметил, как ноги вынесли его на берег ручья, что начинался неведомо где, а впадал в Унжу. Здесь он широкий, почти как речка, но такой же говорливый и веселый, каким положено быть ручью.
Сняв обувку, Ванечка опустил в воду ножку и тут же отдернул.
Холодно! Не стерпеть!
Однако ручеек звенел так сладостно, так весело, что уходить не хотелось.
Он лег на живот и стал смотреть в глубину. Интересно! Сам ручей вроде не глубок, а станешь глядеть, и кажется, что нет у него дна.
Мимо проплыла былинка с сидящим на ней жучком. Ваня подхватил ее и посадил жука на траву. А то утонет, чего доброго!
Неожиданно вода зарябила и потемнела. Ваня поднял голову. Не дождь ли собирается?
Но нет. Небо чистое, только белое облачко легко плывет.
Ваня снова посмотрел на воду и удивился. Только что дно ручья казалось песчаным, а тут вдруг изменилось, словно в самой глубине что-то проявилось.
Ваня нагнулся и присмотрелся.
Как будто со дна глядят на него чьи-то глаза.
Светлые и добрые.
Похожие на мамкины.
Только нарисованные.
Ваня протянул руку и обрадовался, что вода не обожгла ледяным холодом, а стала вдруг теплой.
Он все тянул ручку.
И вот из глубин навстречу ему стал всплывать прекрасный женский лик.
Однажды двадцать лет спустя
Татьяна Устинова
Тут неожиданно выяснилось, что за несколько десятилетий совместной жизни – почти три их, этих десятилетий, – мы ни разу, никогда и никуда не ездили вдвоем!
И это «никогда» не казалось ни странным, ни огорчительным! А что такое-то? Ничего такого, все прекрасно! Медовый месяц в 1988 году от Рождества Христова мы проводили со свекровью, моей сестрой и нашей общей подругой Надеждой. И в этом не было решительно ничего странного и огорчительного! В дом к свекрови мы смылись из пансионата «Строитель», где нечего было есть и пить, да и спать – по крайней мере в рамках медового месяца – тоже было затруднительно, ибо строгие, но справедливые администраторши пансионата, всерьез озабоченные нашей нравственностью, не разрешали сдвигать две утлые кроватки, чтобы предаваться разврату сразу на обеих. На одной же предаваться было не то чтоб неудобно, а даже несколько опасно. А у свекрови была широченная итальянская кровать «из гарнитура», рулет к чаю, молодая картошка, помидоры и огурчики с собственной грядки и – как награда! – все лето корзинка свежей клубники. Девчонки – сестра Инка и подруга Надежда – приехали к ней, чтобы не томиться все лето в дурацкой Москве, а шикарно отдыхать на море. Надо сказать, свекровь всегда легко принимала всех наших друзей и подруг, и кормила, и поила, и ухаживала. Предполагалось, что «молодых», то есть нас с Женькой, их присутствие нисколько не стеснит, мы-то должны были наслаждаться друг другом в пансионате «Строитель», откуда мы ловко смылись!