– Премировали озверином на службе, и ты все сразу выпил? – встряла я.

– И что ты здесь делаешь? – не унималась Сима.

Марк все это время деловито молчал, мимикрируя под обшивку сидений, и, кажется, молился, чтобы Римир не вспомнил, кто конкретно предложил в коньяк добавить забористый самогон.

– Мама просила тебя забрать, – непривычно спокойно и даже как-то лениво ответил ей брат.

Его тон не вязался с его поведением, и я напряглась.

– Как с маленькой, – надулась Серафима. – Вы с мамой думаете, что я сама не смогу до дома доехать?

– Ты задержалась, – сообщил ей Римир и покосился в зеркало заднего вида на скромную меня.

– Друзья пригласили в кофейню, не вижу ничего криминального, время три двадцать, – бурчала Серафима.

– Какие друзья? – мило спросил у нее Соколов, делая вид, что он белый и пушистый.

– Танюшка, Аленка и Марк. Потом Серега с друзьями к нам подсел, он в параллельной группе учится, – сдала нас подруга. – Все знакомые, Римир.

– Что за Серега? – продолжал Римир.

Казалось бы, ровно, но ситуация сильно смахивала на допрос.

– Говорю же: учимся мы вместе! – как для слабоумного, пояснила Серафима.

– Учится или к тебе в парни набивается? – в салоне стало на пару градусов холоднее.

– Римир, мне девятнадцать!

– И что? Все можно? – протянул Соколов. – Дел больше нет, да? Так я найду.

– Римир! – вспыхнула Серафима.

– С завтрашнего дня обе после института сразу по домам, ясно?

– В смысле «обе»? – вскинулась я. – Я-то при чем?

– При том! – отрезал Римир. – Что гуляете вы в основном парочкой. И обе… Три… Трое косячные. Похитили человека – отвечайте. Вы наказаны. С завтрашнего дня ты, рыжая, сухпаек готовишь мне на сутки. На сутки, Серафима, а не ведрами! А ты, клубничка, ей помогаешь! Вы все равно всегда и везде вместе. И чтоб каждый день разные блюда. И так месяц!

– А… – кажется, у нас с подругой дар речи пропал.

Интересно, а вот чисто теоретически: если мы втроем его повалим, то сможем хотя бы по одному разу стукнуть по глупой голове?

– А если нет, то я все папе расскажу и сам лично посажу вас за хулиганство. А рыжей отец еще за самогон по заднице всыплет. Все всё поняли? Никаких кофеен, отговорок и походов с одногруппниками! Серафима?

– Я поняла, – выдавила я, складывая руки на груди. – До него доходит долго, как до жирафа. Только что пришло осознание, да? Анестезии слишком много было? Стресс сказался, или… Мир, а ты с парашютом прыгал?

– Прыгал, – нахмурился он.

– А сколько раз он не раскрылся? Мне чтоб понять, насколько все запущено.

– Все, клубничка, я ж отбитый, нафига мне парашют? Без него интересней.

И весело мне подмигнул, еще и улыбнулся так, что у меня колени задрожали, но терпеть его самодурство я считала ниже своего достоинства, поэтому быстренько съязвила:

– То, что ты отбитый – это понятно, непонятно только, к какому доктору тебя везти лечиться в следующий раз. К травматологу, психиатру или сначала на МРТ, чтобы выявить патологии мозга, – с улыбкой выдала я.