Оля…

На самом деле, мы тут уже давно смирились, что на Землю не вернуться.

Да ни хрена мы не смирились. Оля!

Давно достроили дом, в котором мне выделили квартиру. Начинаем строить парк. В центре, на Лысом холме, будет целый гектар под стеклянным куполом – там так тепло будет, что на входе поставят гардероб. Можно будет гулять в футболке. Будет даже прудик – совсем как на Земле. Я этого прудика жду, как не знаю чего. Можно будет притворяться, как будто на море поехал, в Аджимушкай или в Анапу: белые раковины, рыжие скалы…

Иногда я сплю, и мне снится, что ты тут. Только ты все такая же маленькая, темненькая моя Олька. А я-то теперь здоровый мужик, бородач, настоящий дровосек, краснощекий, зарос и заматерел. Ты меня и не узнала б, наверное, если б увидала, Олька.

Привет, Игорек. Приятно снова печатать: отвыкла от клавиш.

Не помню, говорили или нет – элемент официально назвали Эрго115; не по году открытия, а по году обнародования. У Земли больше нет проблем с энергией – тоже официально. У нас все благополучно, уже почти как раньше. Все у нас тут хорошо, Игорь, а меня высылают на Гевесту. Статья – подрывная деятельность, действия, направленные на незаконное изменение установленного общественного порядка и государственного устройства.

Тебе не смешно? Мне – да. За что боролась, на то и напоролась. Хотела возобновить нормальное сообщение с Гевестой – пожалуйста, лети туда сама.

Страшно, Игорь. Сидя на Земле, я могла воображать, что там все хорошо. Что ты жив. Что на Гевесте прекрасные цветные города и добрые люди, тоскующие по Земле и отрезанные от нее по мановению каких-то параноиков. А теперь, когда мне предстоит лететь… А что, если там пустота? Та же самая база в поле багровых пузырей, тот же давящий колпак вечной ночи, тот же аммиачный снег? Мне сказали, финансирование свели к минимуму, лишь бы поддерживать жизнедеятельность тех, кто остался, кого Земля не желает принять. Официальная версия – по-прежнему страх занести на планету новый вирус.

Здесь я могла притворяться, что с тобой все хорошо, что ты не отвечаешь по какой-то объективной причине. Я их столько выдумала, причин – блокнота не хватит. Признавалась себе, что ты не отвечаешь, потому что завел другую. Это я переживу… Но… вдруг я прилечу и увижу, что тебя просто… нет. Нет, нет, нет, князь мой.

Игорек, я вылетаю через месяц на почтово-грузовом лайнере; его тут называют МУЛом – межпланетным универсальным. Точно в насмешку: он медленный, как не знаю что. Говорят, будем лететь почти три месяца. Это в то время, когда можно за неделю добраться!

А помнишь наш разведывательный экспресс? Как там воняло топливом! Надеюсь, в почтовом хоть так не будет, все-таки почти двадцать лет прошло. В общем… В общем, скоро увидимся. Пишу это – рука дрожит, и внутри все дрожит, кипит от страха. Никакой надежды, никакого предвкушения. Только страх.

Я передам письмо с одним новым знакомым. Если предположить, что все прочие письма до тебя почему-то не доходили – это точно должно дойти.

Хожу последнюю неделю, как будто внутри – ни черта, одни камни.

Ну как ты там, Олька моя? Никак не могу бросить тебе писать. Прихожу со стройки, с поля, с базы, из парка (представляешь – уже открыли!), еще откуда – и тут же думаю: сяду-ка я к столу письма тебе писать.

Пишу-пишу, на ответ не надеюсь – к этому-то я привык. А тут вдруг сообразил: я ведь уже забыл, как ты выглядишь. И ни одной фотографии. У нас тут появился местный интернет, но, конечно, никаких земных ресурсов. Я попытался нарисовать тебя по памяти. Самое обидное – не знаю, похоже вышло или нет. Валька говорит, нет.