Яйцо лежало на льду около больших ног Пын-Гвына. И надо же случиться такому – толстяк, переступая с ноги на ногу, задел яйцо, и оно покатилось. Оно катилось сначала тихо, потом всё быстрее и быстрее. Пын-Гвын сначала шёл за ним, потом побежал. Но крылья у него были заняты, яйцо упало в глубокую трещину и пропало там.

Пын-Гвын чуть с ума не сошёл от страха. «Что делать, что делать?» – думал он и топтался на месте. Тут попался ему на глаза камень. Он был такой же, как пропавшее яйцо, – круглый, гладкий. И Пын-Гвын отдал этот камень возвратившемуся Пин-Гвину.

«Как потяжелело яйцо, – думал Пин-Гвин, прижимая к тёплому животу камень. – Хороший пингвинёнок, большой и сильный, выведется у меня. Славно мы заживём вместе…»

Пришло время – сразу во многих яичках раздался стук. Это стучали клювами в скорлупу пингвинята, они словно спрашивали разрешения войти в большой мир. Им, конечно, разрешали. И они выбирались из тесной скорлупы на сверкающий лёд, на морской воздух, под яркое солнце.

«Когда же постучится мой богатырь? – думал Пин-Гвин. – Ну, ничего, я терпеливый, подожду». И он плотнее прижимал к себе камень.

Пингвинята заметно выросли. Они уже не картавили, произносили все буквы, даже «Р». Многие из них научились плавать и нырять, а некоторые сами ловили рыбу. Взрослые птицы толпами ходили к Пин-Гвину и спрашивали, скоро ли ждать новорождённого. «Потерпите, – отвечал он, – мой пингвинёнок неторопливый. Пригрелся там, упрямец, и выходить на свет не хочет. Пусть ещё немного понежится». Он говорил это спокойно, а у самого сердце уже давно было полно тревоги.

Как-то одна из птиц высказала Пин-Гвину сомнение: не камень ли у него вместо яйца? Ах, как Пин-Гвин рассердился! Он прогнал нахала и долго кричал ему вслед обидные ругательства. А ночью, когда все пингвины рассказывали сказки прижавшимся к ним пингвинятам, Пин-Гвин тоже стал рассказывать сказку; он рассказывал громко, чтобы пингвинёнок услышал её сквозь скорлупу.

Пин-Гвин рассказал такую сказку и сам поверил, что птенчик услышал её. Очень радостно стало от этого Пин-Гвину. И он первый раз за всё время уснул, уснул стоя, прижимая камень к себе крепко-крепко. Проснувшись, Пин-Гвин поковылял к берегу океана.

– Слышишь этот неперестающий шум? – спрашивал он. – Это шумит океан. Океан не твёрдый, – объяснял он. – Если встать на него, провалишься и попадёшь с белого света в зелёный, к рыбам. Рыбы будто узенькие льдинки, такие же блестящие. А есть киты. Они похожи на чёрные скалы. У них из головы бьёт фонтан. Тебе понятно, что такое фонтан? – спрашивал Пин-Гвин, наклоняясь к камню. – Это огромное перо из воды.

Однажды Пин-Гвин положил свой камень, а он покатился. Пин-Гвин остановил его и отшлёпал, как шлёпали другие пингвины своих непослушных детей.

– Я знаю, тебе не больно, озорнику. Ты в скорлупе, – ворчал Пин-Гвин при этом. – Но запомни: выведешься – всыплю по первое число.

Неуклюжий Пын-Гвын всё это видел и слышал. Ему было страшно сказать правду Пин-Гвину, и он ушёл в другую стаю, которая жила за ледяной горой.

Между тем лето кончилось. Молодых пингвинов уже нельзя было отличить от старых. Все начали собираться в путешествие к своим островам. Здесь стало морозно, подули ветры со снегом. Да, надо было торопиться!

В один из дней, когда океан едва колыхался, толпы пингвинов сошли со льда в воду и по плыли. Ледяной берег стал снова белым-белым. Только одна чёрная точка была на нём – это чернел пиджачок Пин-Гвина. Пин-Гвин не знал, что ему делать. Он, как всякая птица, чувствовал приближение страшной антарктической зимы: она не щадит ничего живого. Но и плыть было опасно: яйцо так тяжело! «Остаться на ледяном берегу, – размышлял Пин-Гвин, – значит наверняка заморозить пингвинёнка. Поплыву я. В этом единственное спасение для него. Да, очень жаль, что он до сих пор ещё не вывелся…»