Рассказывали, что паланкин перенесся затем к речке Акутагава, видели его и перед храмом Мацуо, а на следующий день очутился он уже в окрестностях Тамба, нигде не задерживаясь более часа. Со временем женщина, ехавшая в паланкине, превратилась в хорошенькую девочку-служанку, потом – в восьмидесятилетнего старца, иногда видели ее с двумя лицами, или она оборачивалась старухой без глаз и носа, – всем, кто ни встречал ее, представала она в разном обличье, так что с наступлением темноты люди от страха не решались выйти из дому, и привычный уклад жизни был нарушен.

Если же ничего не ведавший путник ночью проходил по дороге, то, к великому его испугу и удивлению, к плечам его неожиданно прилипали палки паланкина, хотя ни малейшей тяжести он при этом не чувствовал. Однако не успевал он пройти и одного ри, как ощущал такую усталость, что у него отнимались ноги, – вот какая беда его поджидала!

Это и был известный по рассказам «Летающий паланкин из Куга-Наватэ».

Чудеса эти продолжались вплоть до середины эры Кэйан[15], а потом сей паланкин незаметно куда-то скрылся. Говорили только, будто местные крестьяне видели, как в окрестностях Хасимото и речки Кицунэгава ночью пролетел странный, доселе невиданный огненный шар.

Поистине достоин похвалы тот, кто, связав вместе пустые легкие тыквы, заранее учится с их помощью плавать и постепенно овладевает этим искусством, дабы не оплошать в решающую минуту…

В летнюю пору, когда море спокойно, его светлость, пожелав развлечься морской прогулкой, направил свой корабль к берегам бухты Кога, что в провинции Кисю. С другого корабля, где помещалась кухня, доставляли угощение на княжеское судно; прислужник, ведавший кухней, носил яства, плавая стоймя, и в воду при этом погружался только по пояс, а двигался так спокойно и ловко, будто ходил по крытому циновками полу. Другие самураи, плавая в воде, могли побрить себе голову, играли в го или, передавая друг другу большие чарки с сакэ, изготовленные из раковин «омугаи», ловко их осушали. Были тут и такие пловцы, что с увлечением распевали песенки «кусэмаи», ударяя при этом в такт в барабанчик, или же проворно чистили тыквы – вот уж поразительное искусство! Но были люди, еще более ловкие: захватив с собой связанную в пучки солому, они погружались в море и возвращались обратно только через четыре с лишним часа, изготовив за это время из соломы, перевязанной тоненькими бечевками, изображение бога-силача Нио, да так умело, что видна была каждая мышца на руках и ногах того божества. Даже монахи, для коих изготовление фигурок Нио – привычное ремесло, не смогли бы сделать это искуснее.

Пока длились разнообразные развлечения, его светлость, заметив, что некий самурай по имени Сэкигути, прославленный мастер дзюдо, стоит неподвижно и задумчиво смотрит вдаль, отдал приказание своему пажу, и тот, со словами: «По воле господина!» – внезапно столкнул того самурая в море. Сэкигути погрузился в волны, но вскоре выбрался из воды и поднялся на борт дальнего судна.

– Вот ведь самый искусный фехтовальщик, а ежели застигнуть его врасплох, так ни на что не способен! – принялись тут же все над ним насмехаться, однако Сэкигути, казалось, нисколько не смутился.

– Как же ты дал столкнуть себя в воду, не оказав никакого сопротивления? – обратился к нему его светлость, когда Сэкигути снова перешел на его корабль, и Сэкигути ответил, что опасался причинить вред пажу, зато оставил отметину на левом рукаве его платья. Его светлость позвал пажа, взглянул – и что же? – на его полотняных хакама и на накидке виднелся разрез длиной около двух-трех сун, а на левом боку на коже тянулась царапина, да такая тонкая, будто паж оцарапался о колючку. При виде этого все, начиная от его светлости и кончая самураями из его свиты, всплеснули руками от восхищения.