Не успели Нестеров с Каргиным отсмеяться и раскурить по сигаретке, как началась вторая часть марлезонского балета.

– Он что, на коне возвращается?

– Не на коне, а с конем, – уточнил Эдик.

– А конь в пальто?

– Увы, без. Но зато при кокарде и, похоже, при исполнении.

Заслуженный педагог возвращался, ведя за собой молодого лопоухого сержанта. Лицо блюстителя порядка нельзя было назвать волевым, несмотря на то, что сержант очень старался. Что же касается специфического «конского звука», то его издавала обувь милиционера – по неведомым причинам государев человек был обут в лыжные ботинки с металлической окантовкой.

– Явление мента народу, – шепнул Каргин. – Похоже, в Гатчинском ОВД давно не получали вещевку и «шмоточные».

– А может, ему просто так удобнее выбивать показания? – выдвинул свою версию Нестеров. – Тогда, боюсь, что я сдам адреса наших конспиративных квартир и тексты последних входящих шифротелеграмм. Прости, Сергеич, но больше десяти минут пыток мне не выдержать.

– Потерпи, может, обойдется. Нам бы только мост проскочить – за речкой наши.

Тем временем в полку служивых людей прибыло. Заинтригованные молодые «грузчики» поспрыгивали с качелей и подтянулись к своим старшим – разговор с гласником обещал вылиться в мощное по своему накалу и драматизму ток-шоу.

Сержанту такой расклад понравился не шибко – храбрым портняжкой, который «одним махом семерых убивахом», он явно не был.

– Сферффант Каффалефф, – неразборчиво представился милиционер и лениво козырнул. Из опорного пункта, размещавшегося в том же доме, «природовед» выдернул его прямо с чайной церемонии. Так что сержанту пришлось дожевывать пирожок с рисом и мясом птицы буквально на ходу. – Ваши документики!

– Очень приятно, – вежливо ответил Каргин. – Приятно, что в городе Гатчина сотрудники милиции столь оперативно реагируют на заявки простых граждан.

– Это, между прочим, мой бывший ученик, – выглянул из-за не слишком широкой милицейской спины заслуженный педагог.

– В таком случае беру свои слова обратно. Это никакое не беспрецедентное явление, а самые заурядные кумовство и протекционизм.

– Разговорчики! – среагировал сержант. – Документики!

– Справка об освобождении подойдет?

– Где и за что сидели? Когда освободились? Отметка о регистрации есть?

– Вы меня не так поняли, товарищ сержант. Я имел в виду справку-освобождение от общения с младшим начальствующим составом органов внутренних дел. Порой (верите-нет?) самому так хочется поговорить с простыми милицейскими парнями, с рабочими, так сказать, лошадками, – Эдик выразительно посмотрел на ботинки сержанта, от чего тот немного смутился, – …но нельзя. Санкционировано общение только от лейтенанта и выше.

– Неповиновение представителю власти? – догадался сержант.

– Именно так. Причем злостное.

– Тогда вам придется пройти со мной в опорный пункт.

– Так это у вас находится та самая точка?

– Какая точка?

– С помощью которой можно перевернуть мир.

Из этой фразы сержант понял одно – над ним глумятся.

– Буду вынужден применить…

– Позвольте узнать – применить или сначала все-таки использовать?

Сержант окончательно растерялся, потому что ответа на этот вопрос он не знал, хотя буквально неделю назад сдавал в РУВД зачет по 15-й статье Закона «О милиции»[4]. К тому же его табельное оружие хранилось в оружейке за три квартала отсюда, а верная подруга дубинка лежала в ящике стола в опорном пункте. Задерживать же голыми руками в одиночку семерых сержанту Ковалеву, как мы уже говорили, не доводилось. (И слава богу, что не доводилось!)