Юлиана закрывает глаза. Не впервые ей сидеть в кресле у гинеколога, но сейчас она словно школьница, которая стесняется признаться в том, что уже давно не девственница.

– Нет, – хрипит она.

– Хорошо.

Юлиана вздрагивает от прикосновений Инессы, но заставляет себя расслабиться. Вдоооххх… Выыыдооох….

– Можете одеваться, – вдруг произносит врач, и на мгновение Юлиана теряется:

– В смысле?

– Я закончила осмотр, – бормочет Инесса и смотрит на Юлиану так, будто хочет провести еще и осмотр души. Но почти сразу отворачивается.

Юлиана быстро слезает и одевается, тщательно расправляет складки трикотажного платья, застегивает обувь… Тишина. Почему Инесса молчит? Сердцебиение неумолимо начинает набирать обороты.

– Вы скажете мне или нет? – грубо интересуется Юлиана, и Инесса наконец поворачивается к ней лицом. Стягивает маску, оголяя полные, чувственные губы.

– Я… не могу поверить, что вы забыли свою беременность, – шепчет она, а лицо бледное, и даже румяна будто исчезли. – Евгений объяснил, что это особая форма амнезии, но рождение малыша! Такой опыт ни одна женщина не должна забывать.

Ноги подкашиваются, и Юлиана оседает на кушетку. Уже не помогает дыхание, наоборот, от него становится лишь хуже. Комната плывет перед глазами, а красивое лицо Инессы смазывается. Не надо было приходить сюда. Не надо было… Ошибка, огромная ошибка…

Резкий запах нашатыря приводит Юлиану в чувство, и она неуверенно приоткрывает глаза. Ее маска свисает с уха, а сама она лежит на кушетке. Над ней склонилась Инесса, и беспокойные морщинки портят ее покатый лоб.

– Вам стало плохо… Ох, говорила я Евгению, что не желаю в этом участвовать, но ему сложно отказать, – раздосадованно произносит она. – Хочу, чтобы вы знали, мне очень жаль.

Последние ее слова звучат не к месту.

– Ничего страшного. – Юлиана медленно садится, сосредоточив взгляд на ватке, пропитанной нашатырем, которую держит Инесса. – Скажите, я правильно поняла: я… У меня был ребенок?

Инесса отворачивается:

– Да, – глухо выдавливает она.

В горле пересыхает. Надо уйти, зачем вываливать на человека свои проблемы. Юлиана спускает ноги на пол, но не может встать. Интересно, парализованные так же себя чувствуют?

– Держите.

Перед носом возникает пластиковый стаканчик с водой.

– Спасибо.

Юлиана сминает маску в кулаке и залпом осушает стакан. Чего бы покрепче… Может, позвонить Илье и попросить вместо вина привезти ядреного коньяка? Но, если напиться в хлам, проблема не уйдет. Станет лишь хуже.

– Я пойду, – произносит Юлиана и уходит, не глядя на Инессу.

Страшно увидеть в ее глазах осуждение или, хуже того, жалость. Перед выходом смятый стаканчик летит в мусорное ведро, и вместе с ним исчезает прежняя размеренная жизнь.

Снежный октябрь и правда дикость. Но утренний снег, который, похоже, выпал по ошибке, успел растаять, оставив после себя лишь лужи. Юлиана доехала до дома, как черепаха, ей не сигналил разве что велосипедист. И то лишь потому, что у него не было гудка. Но лучше так, чем поцеловаться с первым встречным столбом.

Наконец она паркуется в пустом дворе и опирается на машину, не решаясь подняться на свой этаж. Скользит затуманенным взглядом по темным окнам угловой пятиэтажки. Никак не найти нужный балкон. А зачем идти домой? Кроме вороха воспоминаний в красной коробке, ее ничего не ждет. Подумать только, она забыла собственную дочь. Неужели это правда? До сих пор не верится. Будто некто приписывает ей чужую жизнь.

Юлиана вдыхает влажный осенний воздух и ступает на асфальт, по которому разметались потрепанные листья.