– Котик, определись уже, в прошлой раз ты был в роли юного любовника, теперь старого, выбери что-нибудь одно, и я начну оправдываться.

– Знаешь, я боюсь, что не смогу больше с тобой. Я тебе доверял, подпустил близко, а ты цапнула, как крыса маленькая…

Первые несколько раз Поль окатывал жар от стыда и ужаса: боже, обидела его и как теперь объяснить очевидное, что описывает человеческие истории вообще, а не своих бывших и нынешних? Она огорчалась, принималась извиняться и доказывать. Но однажды уловила в глазах Нико плохо скрытое жадное ожидание, пожала плечами и отключила скайп. Он потом писал, приезжал, они мирились, но осенью всё разладилось настолько, что у них закончился секс.

Поль не умела спать с мужчинами, которые её обижают, а он – с женщинами, которые его злят. Она чувствовала себя не ежом даже, а куском колючей проволоки, настолько он об неё ранился. Всего лишь захотела склониться к его плечу, а у него уже дыра в куртке и кровь сквозь рубашку. Каждая шутка, фраза о прошлом, колонка, разговор о другом мужчине или болтовня в комментариях порождали его гнев. И, нет, это была не ревность, а мнительность, агрессивное выслеживание в ней врага. А она страшно обижалась: как, как так можно, сказала же ему тогда, после котлеты, раскрыла карты, сдала бастионы, подставила и мягкий животик, и голую спинку, а он, а он… А он, кажется, оскорблялся одним фактом её существования, её способом дышать, жить и улыбаться, зарабатывать деньги и тратить их. Запретил ездить в Тель-Авив: «Ты, конечно, можешь, но не надейся, что я буду тебя ждать и приму после твоего еврейчика». – «Господи, какого еврейчика?!» – «Тебе виднее. Думаешь, я поверю, что ты там по месяцу одна гуляешь?» Конечно, они перестали спать, ну а как: ему – трахать «колючку», разрывая член в кровь, а ей – ложиться в постель с тем, кто тебе не доверяет? «Ты этой пакостью (колонкой очередной) уязвила меня как мужчину, и я больше не считаю тебя женщиной. Прости, не могу».

К октябрю Поль осознала, что, в общем-то, свободна. Нико удалился во Владимирскую область, на дачу, доставшуюся от родителей, и время от времени звонил.

– Тут рядом деревня Сима, есть река Сима, продуктовый магазин и кафе…

– Тоже Сима? Было бы последовательно.

– Нннет. Кафе «Ключ».

– Это из книжки: «Мой друг называл всю свою живность одинаково, его кота звали Марвел, его рыбку звали Марвел, его цветок звали Марвел. Позже кот оказался кошкой и родил пять маленьких марвелов».

– Смешно.

– Я это… Я пошла тогда, наверное. Раз такое дело. Чего теперь. – В самых важных разговорах словарный запас Поль становился, как у собаки.

– Да? Я буду скучать. И не приедешь попрощаться?

– А можно?

– Один друг на выходные в эту сторону собрался, может забрать, а потом я тебя вывезу.

Неизвестно, за каким грехом его друг ехал «в эту сторону», потому что без разговоров высадил её возле одинокого дома, развернулся и свалил. Мужская дружба похожа на кошачий клуб, когда самцы собираются вместе и молча греются на солнце, внешне никак не общаясь. Сходишься с кем-то, отношения развиваются или портятся, всё вроде бы только между вами двумя, но время от времени замечаешь вокруг молчаливых мужчин, которые «имеют мнение». Один, оказывается, тебя терпеть не может, и старается не здороваться при встрече; у второго вдруг обнаруживает эротический интерес. Но сообщает он о нём не раньше, чем после вашего расставания с другом. У всех остальных также множество мыслей насчёт тебя, но угадать, какого рода невозможно. То ли дело женщины, выкладывающие всё с первой секунды: «этот твой мне не нравится, а того дай поносить, как надоест», – и до последней комментирующие процесс, не стесняясь.