7 октября 1929 года Иосиф Сталин, пребывавший, как обычно, на многомесячном отдыхе в Сочи, отправил в Москву замещавшему его Вячеславу Молотову весьма любопытное послание: «С Китаем будет возня. Кстати, мне кажется, что пора нам перейти на точку зрения организации повстанческого революционного движения в Маньчжурии. Отдельные отряды, посылаемые нами в Маньчжурию для выполнения отдельных эпизодического характера заданий – дело, конечно, хорошее, но это не то. Теперь надо пойти на большее. Нам надо организовать две двухполковые бригады главным образом из китайцев, снабдить их всем необходимым (артиллерия, пулеметы и т. д.), поставить во главе бригад китайцев и пустить их в Маньчжурию, дав им задание: поднять восстание в маньчжурских войсках, присоединить к себе надежных солдат из этих войск (остальных распустить по домам, обезглавив предварительно ком[андный] состав), развернуться в дивизии, занять Харбин и, набравшись сил, объявить Чансуеляна[2]низложенным, установить революционную власть (погромить помещиков, привлечь крестьян, создать советы в городах и деревнях и т. п.). Это необходимо. Это мы можем и, по-моему, должны сделать. Никаким „международным правам“ не противоречит это дело. Всем будет понятно, что мы против войны с Китаем, наши красноармейцы охраняют лишь наши границы и не имеют намерения перейти на кит[айскую] территорию, а если внутри Маньчжурии имеется восстание, то это вполне понятная штука в обстановке того режима, который установил Чансуелян. Подумай об этом. Дело важное».

Послание столь цинично-красноречиво, что особой расшифровки не требует. Однако немного предыстории. На тот момент камнем преткновения между Москвой и Чжан Сюэляном стала Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД). Сам же конфликт разгорелся еще в бытность правителем Маньчжурии его отца, генералиссимуса Чжан Цзолиня: для последнего КВЖД была стратегической магистралью, но платить за переброску по ней своих войск он не желал, да и не мог. Москва попыталась было разрешить этот вопрос по-сталински кардинально: нет человека – нет проблем. 4 июня 1928 года вагон, в котором ехал Чжан Цзолинь, был взорван близ Мукдена миной, заложенной в виадук, и спустя несколько часов тяжело раненный генералиссимус скончался в Мукденском госпитале. В покушении немедленно обвинили японцев, однако ныне известно, что его организовали резидент Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ в Харбине Наум Эйтингон и тамошний же резидент Разведупра (IV Управления) Штаба РККА Христофор Салнынь. Но и это проблему не решило, поскольку Чжан Сюэлян, сын убитого Чжан Цзолиня, тоже не пожелал прислушиваться к «веским» аргументам Кремля. Отсюда и вариант организации «повстанческого движения», предложенный поначалу Сталиным. Правда, в конечном счете решили открыто и без затей применить военную силу: специально под это дело создали Особую Дальневосточную армию (ОДВА), которая в октябре – ноябре 1929 года и нанесла удар по китайским войскам.

…Впрочем, на активности красных диверсантов это сказалось мало, свои операции на китайской территории они все равно продолжили – пока они не попались с поличным. 7 июля 1932 года советник посольства Японии в Москве передал в Наркомат иностранных дел СССР ноту своего правительства, в которой говорилось: некий кореец Ли, арестованный японскими властями, дал показания, что он вместе с тремя другими корейцами был завербован ОГПУ, снабжен взрывчаткой и переброшен в Маньчжурию с заданием взорвать ряд мостов. Как самокритично доложил Москве руководитель полномочного представительства ОГПУ по Дальневосточному краю Терентий Дерибас, организованная им операция провалилась,